Группа людей, собравшихся вместе, решает судьбу человека, обвиняемого в совершении преступления. Целью существования этой группы служит именно принятие решений.
Мы с вами поговорим о том, какие факторы оказывают влияние на суд присяжных как на группу. И наконец, в Приложении к этой главе мы попытаемся проследить, какую роль сыграли эти факторы в ходе двух судебных разбирательств по делу Симпсона.
Речь идет об уголовном деле по предъявленному О. Дж. Симпсону обвинению в убийстве его бывшей жены Николь Браун и ее друга Роба Голдмена и о гражданском деле, в ходе которого его обвинили в том, что причиной их смерти стали его противоправные действия. Мы обсудим, чем в Соединенных Штатах Америки правила ведения гражданских дел отличаются от специфики уголовных процессов.
Большинство американских граждан питают надежды на то, что, если им предъявят обвинение в совершении уголовного преступления, дело будут рассматривать присяжные из числа таких же, как они.
По нашим представлениям об идеальном присяжном, это должен быть человек беспристрастный (что означает незнание личности обвиняемого и обстоятельств преступления) и вместе с тем компетентный, который был бы знаком с жизненными обстоятельствами обвиняемого, подробностями преступления и кругом, к кторому обвиняемый принадлежит.
Во-вторых, выбор в пользу суда присяжных нередко связан с тем, что, возможно, присяжные точнее отражают «общественное сознание» и, даже следуя букве закона, тем не менее в большей степени руководствуются «моральными ценностями сообщества и здравым смыслом» (Abramson, 1994, р. 18).
И все-таки чаще всего эти два образа присяжных несовместимы друг с другом. Если мы выбираем беспристрастное жюри присяжных, значит, в него должны войти люди, не имеющие ни малейшего представления о том, что происходит в окружающем их мире. Как они могут представлять общественное сознание, будучи не в курсе норм и ценностей сообщества?
Поскольку мы не можем разом убить двух зайцев, нужно решить, что для нас предпочтительнее — жюри, где каждый присяжный как «чистый лист», или группа компетентных, хорошо информированных людей? Кто из них вправе представлять мнение соотечественников?
Поскольку состав коллегии присяжных может в значительной степени повлиять на исход процесса, принципы отбора его участников необходимо очень тщательно продумать.
В некоторых юрисдикциях уклониться от выполнения обязанностей присяжного не составляет особого труда. В 1988 году в Массачусетсе 31 процент граждан, вызванных в качестве присяжных, были дисквалифицированы или отстранены от участия в процессах (Abramson, 1994).
Заседание должно было состояться как раз в тот день, когда, по мнению моей акушерки, я должна была родить, и было ясно, что если я начну рожать прямо на скамье присяжных, ничего путного из этого не выйдет. Я обратилась в суд с самоотводом.
Каково же было мое изумление, когда мое письмо с извинениями вернулось назад и меня освободили от обязанностей присяжной на целых восемнадцать лет.
Так что в то время в Дела-вере любой человек (выходит, что любая женщина?) с маленьким ребенком мог освободиться от обязанностей присяжных до тех пор, пока ребенок не достигнет совершеннолетия.
В ряде штатов для набора присяжных пользуются регистрационными списками для голосования. Такой подход позволяет значительному числу граждан избежать выполнения своих обязанностей. Другие пользуются номерами водительских прав.
Прибегая к этому методу, мы тоже ограничиваем спектр поисков потенциальных присяжных. К тому же во многих штатах людям запросто удается доказать, что они очень заняты на работе и поэтому никак не могут присутствовать на заседании суда. Особенно часто так поступают представители интеллектуальных профессий, требующих высокого образовательного уровня, например врачи и учителя.
Но если «увильнуть» от исполнения своих обязанностей, сославшись на личные или профессиональные причины, ничего не стоит, то обладают ли суды присяжных достаточными ресурсами, которые позволяли бы им разбираться в хитросплетениях законов? Многие считают, что нет.
Еще в 60-х годах федеральные суды составляли список присяжных отнюдь не случайным образом. Этот список состоял из так называемых «голубых ленточек», то есть из тех, кого считали достаточно интеллектуальными, образованными и утонченными, чтобы эффективно выполнять работу присяжных.
В свете наметившегося технического прогресса, который отразился и на характере представляемых в суде доказательств (например: доказательства, основанные на генетическом анализе крови), такой подход, возможно, следует снова принять во внимание.
Именно это положило начало научному подходу к назначению присяжных. Профессионалы, специализирующиеся в области психологии и групповой динамики, консультируют адвокатов тех обвиняемых, которые могут себе позволить обеспечить выбор наиболее милосердного состава жюри.
Консультанты участвуют в назначении состава жюри, подсказывая адвокатам, какие вопросы следует задавать в ходе отбора присяжных, устраивая опросы об отношении в сообществе к клиенту и его делу, проводя фокус-группы и корректируя аргументы адвокатов, чтобы они как можно лучше сработали на суде.
Одним словом, консультанты по работе с присяжными живут безбедно.
В 1994 году, по оценкам Американского общества судебных консультантов, в Соединенных Штатах насчитывалось не менее 250 консультантов по работе с присяжными, тогда как еще в 1982 году их было только 25. Их гонорары составляют около 150 долларов в час; а за проведение громких процессов они получают от 10 000 до 250 000 долларов за каждое дело.
Вердикт присяжных — «Да» (каламбур не случаен).
Есть люди, которые полагают, что, безусловно, этот подход создает некую тенденциозность. В своей работе «Американская трагедия» («American tragedy») Шиллер и Уилл-верт (Schiller & Willwerth, 1997) подробно обсуждают, какую роль консультанты по работе с присяжными сыграли в выборе жюри по уголовному делу О. Дж. Симпсона.
Они составили профиль идеального присяжного, и каждый потенциальный присяжный должен был заполнить длиннющую анкету.
По традиции в американских судах жюри присяжных состоит из двенадцати человек. Однако согласно разрешению Верховного Суда, изданному в 70-х годах, жюри может состоять даже из шести человек, а решение в некоторых штатах (например: во Флориде и в Луизиане) не обязательно должно приниматься единогласно.
Однако если штат предпочитал обходиться меньшим числом присяжных, то Верховный Суд требовал, чтобы по каждому вопросу было достигнуто полное единодушие. После этого немедленно был поднят вопрос о том, что вследствие сокращения числа присяжных они будут меньше общаться между собой, а в результате этого жюри утратит прежнюю репрезентативность. Анализ результатов исследований свидетельствует о том, что эти опасения не лишены основании, (см. Nemeth, 1977; Sack, 1977).
Так влияют ли эти изменения на результат судебного разбирательства?
Ответ очевиден — безусловно, влияют.
Это бесконечно далеко от истины. В уголовных делах присяжные должны доверять доказательству против подсудимого в той степени, в которой это доказательство несомненно указывает на его вину. Если качество или количество доказательств внушает сомнения, присяжные должны вынести оправдательный вердикт — независимо от того, верят ли они, что подсудимый совершил преступление, или нет).
Хотя соотношение оправдательных вердиктов и обвинительных приговоров суда от числа присяжных не зависит, процент и количество ситуаций, когда присяжные не приходят к единому решению, постоянно возрастает. Если дело приостанавливается в связи с таким вердиктом присяжных, прокурор обязан принять решение, стоит ли повторять всю процедуру заново. Разбирательства прекращаются, и таким образом число оправдательных исходов возрастает. Вот почему малочисленность жюри присяжных на руку обвиняемому.
На суде жюри представляет один из присяжных, которого выбирают сами его участники. Этого человека называют старшиной. Это название («foreman» буквально переводится как «передовой мужчина» — прим, перев.) родилось еще в те времена, когда женщин в состав жюри не допускали.
Считалось, что, поскольку женщины легко поддаются убеждению, они пойдут на поводу у присяжных-мужчин. Так продолжалось до 1972 года, пока федеральные суды не были вынуждены допустить женщин к работе в качестве присяжных. До этого момента их могли отстранить от выполнения этих обязанностей просто потому, что они женщины.
Нередко старшину жюри присяжных выбирают на основании социального статуса, например: эту функцию выполняет наиболее образованный человек. Опыт выполнения обязанностей присяжного тоже повышает статус участника жюри (Hans & Vidmar, 1986). Правда, по последним данным, старшиной чаще всего выбирают того, кто первым высказывает свое мнение. В разбирательствах по нескольким последним громким делам функции старшины присяжных выполняли женщины.
Присяжным редко удается разобраться в запутанном клубке факторов, которые можно учитывать во время принятия решения. Большинство судей инструктируют присяжных по поводу того закона,
в соответствии с которым подсудимому предъявляется обвинение, рассказывают о возможных мерах наказания, а также объясняют критерии, на которых основывается оправдание и обвинение. Но нередко судьи воздерживаются от объяснений по какому-либо дополнительному факту, который может полностью изменить суть дела.
Принимая решения, присяжные не обязаны руководствоваться буквой закона. Этот процесс получил название нуллификации закона решением присяжных.
На сегодняшний день этот вопрос представляется весьма противоречивым, как, например, отметил известный афро-американский профессор юриспруденции Пол Батлер, который на страницах «Yale Law Journal» («Иелъского Юридического Журнала») предложил сделать шаг на пути компенсации несправедливостей, в течение долгого времени творимых в отношении афро-американцев, и не выносить никому из афро-американцев обвинительные приговоры — даже если доказательства будут неопровержимо свидетельствовать о виновности
По его мнению, афро-американские присяжные несут «...нравственную ответственность, ...требующую освободить нескольких виновных черных преступников» (процитировано в Goldberg, 1996).
Причиной того, что судьи не решаются объяснить присяжным такую возможность, является страх, что они могут воспользоваться этим правом. Право присяжных аннулировать закон весьма ограниченно. «Ключевое значение этого ограничения заключается в том, что присяжные могут применить его только в пользу оправдательного вердикта, но ни в коем случае не для того, чтобы признать подсудимого виновным» (Abramson, 1994, р. 67). То есть жюри может отказаться вынести подсудимому обвинительный вердикт, даже если все доказательства свидетельствуют о его виновности, но оно не имеют права выносить обвинительный вердикт, если только не будут предоставлены не вызывающие сомнений доказательства о том, что обвиняемый действительно виновен.
Согласно полученным данным, особенно убедительными присяжным представляются два типа доказательств, которые в значительной степени влияют на принятие ими решения, — это результаты обследования на детекторе лжи и свидетельские показания. К сожалению, информация, полученная и тем, и другим способом, может быть далека от истины.
Детектор лжи, еще известный как полиграф, как источник информации недорогого стоит. Ложь нельзя измерить. Детектор лжи способен зафиксировать только изменение физиологических показателей за тот период времени, пока человек отвечает на вопросы экспериментатора, в том числе частоту сердечных сокращений, кровяное давление, кожно-гальваническую реакцию, температуру кожи, частоту дыхания и потоотделение.
Во время обычной процедуры к телу человека, проходящего обследование на детекторе лжи, прикрепляют четыре датчика. Грудь испытуемого и область желудка охватывают пневматическими ремнями; вокруг рук закрепляют манжеты для измерения кровяного давления, а к пальцам прикрепляются металлические электроды (Ekman, 1985).
Изменение физиологических реакций свидетельствует о том, что испытуемый, говоря неправду, чувствует себя дискомфортно. В детстве большинству из нас приходилось выслушивать родительские наставления о том, что следует всегда говорить правду, поэтому, вынужденные лгать, мы выдаем такую реакцию. По крайней мере, те из нас, кто усвоил нормы жизни в обществе.
Обследование на детекторе лжи чревато ошибками двух разных типов. Первая заключается в том, что вполне правдивого и искреннего человека мы можем счесть лгуном — иными словами, он «провалит» тестирование.
Другая ошибка состоит в том, что нам не удается уличить лгуна: солгав, испытуемый тем не менее «проходит» тест. Это называется ложноотрицательным результатом. Использование данных детектора лжи в зале суда представляется проблематичным в связи с тем, что огромное число ложноположительных и ложноотрицатель-ных результатов не позволяет нам быть хоть сколько-нибудь уверенными в том, сказал человек правду или нет.
Даже ни в чем не повинный человек будет изрядно нервничать, если его подвергнут обследованию с использованием детектора лжи. А неопытный экспериментатор проинтерпретирует изменение физиологических индикаторов как свидетельство лжи. По оценкам, уровень ложноположительных результатов составляет 55% (Lyken, 1987). По этой причине федеральным законом, принятым в 1989 году, было запрещено использование детектора лжи при приеме на работу, за исключением отдельных профессий.
Ничуть не менее пугающей представляется вероятность ложноотрицательного результата, представленного в зале суда в качестве доказательства. В этом случае преступника сочтут вполне добропорядочным гражданином и, может быть, даже отпустят на свободу.
Среди нас есть люди — так называемые социопаты, — которые не усваивают правил общественной жизни, в том числе тех, что касаются лжи. Для социопата хорошо все, что выгодно. Поэтому
ложь ради спасения собственной шкуры для него — пара пустяков. Серийный убийца Теодор Банди успешно прошел обследование на нескольких детекторах лжи в целом ряде штатов, хотя в конце концов сознался в совершении ряда убийств (к моменту его казни во Флориде точное число жертв так и не было известно). И, как заметил один из моих студентов: «Если человек способен на безжалостное убийство, что ему стоит солгать?»
Авторы некоторых исследований оценивают показатель ложноотрицательных результатов на уровне 31%. Это говорит об исключительной ненадежности детектора лжи и о невозможности использования его данных в ходе судебных разбирательств. Тогда зачем мы все это обсуждаем?
Зачастую адвокаты заставляют своих подзащитных пройти тест на детекторе лжи. Если результат окажется положительным, они предпочтут об этом умолчать. Если же их клиент «пройдет» тестирование, то сведения об этом немедленно появятся во всех средствах информации, которые могут попасться на глаза потенциальным присяжным.
Другим типом доказательств, не внушающих доверия, являются свидетельские показания. Эти сведения могут фигурировать в суде, и, как показывают исследования, кажутся присяжным достаточно убедительными. И все же, эти доказательства тоже нередко бывают «подпорчены».
Представьте себе ситуацию, что вы оказались свидетелем преступления. Вечером вы зашли х=х в местный магазинчик купить молока на завтра, и вдруг распахивается дверь и два вооруженных детины начинают выкрикивать требования отдать им деньги. Только представьте, какой стресс вы испытаете. Может быть, вас ранят или застрелят? К чему будет приковано ваше внимание — к оружию или к тому, где бы спрятаться? Вы рискнете тратить время на то, чтобы запечатлеть в памяти лица налетчиков? А что, если вы продавец и к вашей голове приставлен ствол?
Чтобы что-либо запомнить, необходимы две вещи. Информация должна запечатлеться в памяти, а, кроме того, необходимо, чтобы это воспоминание можно было потом из нее извлечь. В состоянии стресса мы плохо запоминаем информацию. К тому же вопросы, заданные нам постфактум, могут несколько исказить воспоминания о произошедшем. Результаты одного из исследований показали, что люди точнее опознают представителей одной с ними расы, чем других рас (Milpass & Kravitz, 1987).
Свидетельские показания зачастую весьма ненадежны. Адвокат Барри Шекк из Университета Еши-ва, Нью-Йорк, вместе со своими коллегами основал так называемый Проект невиновности. Они проанализировали подробности судебных разбирательств тех времен, когда работникам правосудия еще не были доступны научные технологии получения доказательств. К 1998 году из тюрьмы было освобождено 35 человек, некоторые из которых были осуждены за серии убийств на основании свидетельских показаний.
Основной целью исследований, посвященных работе присяжных, является изучение принимаемых ими решений. К сожалению, ученым редко удается получить доступ непосредственно к обсуждению, разворачивающемуся среди присяжных, поэтому большинство научных работ в этой области строится на сопоставлении теоретических моделей с результатами работы «импровизированного жюри присяжных», которые известны как аналоговые исследования, или с исходами реальных судебных процессов.
Теоретически за отправную .точку берут правило большинства. Если более половины (семь из двенадцати) присяжных голосуют за обвинение, то жюри выносит обвинительный вердикт. А если больше половины присяжных голосуют за оправдание, жюри оправдьшает подсудимого. Согласно данной модели, присяжные не приходят к единому решению (на деле это означает его отсутствие) только в том случае, если в составе жюри присяжных происходит раскол и они разделяются на две равные по численности группы — шестеро за обвинение, шестеро против.
По данным Зейзела и Даймода (Zeisel & Diamond, 1978), полученным путем анализа результатов реальных судебных разбирательств, мы можем с уверенностью прогнозировать окончательный вердикт, только если присяжные принимают решение единогласно. Несогласный с общим мнением член жюри присяжных, оставшийся в одиночестве, так или иначе оказывает минимальное влияние на окончательный результат (в 1-2% случаев). Так что не стоит вспоминать сюжет классического кинофильма «Двенадцать разгневанных мужчин», в котором жюри присяжных, участники которого выступали за обвинительный приговор в соотношении одиннадцать против одного, все-таки вынесло оправдательный вердикт благодаря усилиям этого присяжного. Но так бывает только в Голливуде.
Если один из присяжных выступает против всех остальных, то, скорее всего, этого оппозиционера убедят присоединиться к большинству. Только в 1% случаев оппозиционер остается при своем мнении и присяжные сообщают, что не пришли к единому решению.
В реальной жизни группировки, первоначально равные по численности, чаще всего рано или поздно приходит к окончательному решению. Только около 12% таких ситуаций заканчивается отсутствием у присяжных единого решения. Вероятность того, что в этом случае присяжные вынесут оправдательный вердикт, немного выше (46% против 42%).
Последние из приведенных нами данных указывают на существование феномена, получившего название тенденция к снисходительности.
И настоящие присяжные, участвующие в реальных судебных разбирательствах (Кегг & MacCoun, 1985), и участники импровизированных жюри присяжных, находящиеся в экспериментальных условиях (MacCoun & Кегг, 1985), испытывают неуверенность и колебания, если за обвинительный вердикт с самого начала не было отдано большинство голосов.
В тех ситуациях, когда мнения присяжных разделяются, они чаще выносят оправдательный вердикт (46%) или констатируют отсутствие единого решения (43%), чем настаивают на виновности подсудимого (11%).
Заседания судов присяжных требуют больших финансовых затрат и создают проблемы в жизни людей,-которых привлекают к работе в жюри. Почему бы просто не отдать принятие решения на откуп судьям, которые, в конце концов, нередко сами выступают в роли адвокатов и хорошо разбираются в юриспруденции? Один из путей разрешения этой проблемы заключается в том, чтобы сравнить, какие решения были приняты на заседаниях суда присяжных и чем заканчиваются судебные разбирательства под председательством судей.
Недавно такое исследование было проведено (Kalven & Zeisel, 1966). А поскольку уголовные и гражданские дела регулируются разными сводами законов, то в процессе исследования были проанализированы 3 576 уголовных и 4 000 гражданских дел.
Что касается уголовных дел, то вердикт присяжных совпадает с решением судей в 78% случаев. Их мнения чаще совпадали в тех случаях, когда подсудимому выносили обвинительный приговор.
Если же вердикт присяжных гласил, что подсудимый виновен, мнение жюри в 64% случаев совпадало с решением суда. Что же касается оправдательных вердиктов, то они встречали поддержку судьи только в 14% уголовных дел.
А как же те 22% судебных дел, при решении которых суд не был согласен с вердиктом присяжных? Присяжные более снисходительны, чем судьи. Из тех 22% уголовных дел, где вердикт присяжных расходился с мнением суда, в 19% случаев присяжные оправдывали обвиняемого, а суд признавал его виновным. Только в оставшихся 3% дел суд оказывался милосерднее, чем жюри присяжных. Мы снова получили доказательства наличия тенденции к снисходительности.
Судебные разбирательства по факту гражданского иска грозят ударить ответчика по кошельку, а не лишить его свободы. В 78% из 4 000 проанализированных дел между судом и присяжными возникли разногласия. Как и в статистике по уголовным делам, суд и присяжные чаще приходили к единодушному мнению, когда решение отражало интересы истца, хотя различия были не столь значительны, как в случае с уголовными процессами. В ходе судебных процессов по гражданским делам 47% приговоров, в отношении которых между судом и присяжными не возникало разногласий, были в пользу истца (эквивалент обвинительного приговора), и только 37% — в пользу ответчика (эквивалент оправдательного приговора). Полученные цифры соответствуют той картине, которую мы с вами наблюдали в отношении уголовных дел.
Если же суд и присяжные отстаивали разные позиции (это происходит в 22% дел), в 10% случаев судья был на стороне истца (эквивалент обвинительного приговора), а присяжные принимали сторону ответчика (эквивалент оправдательного приговора).
Из оставшихся 12% дел, когда между судом и жюри присяжных возникали противоречия, суд посчитал, что закон на стороне ответчика (эквивалент оправдательного приговора), тогда как присяжные сочли правым истца (эквивалент обвинительного приговора).
Уголовные дела отличаются от гражданских тем, какая из двух участвующих сторон проявляет тенденцию к снисходительности. Во время судебного рассмотрения уголовных дел, как оказалось, несказанно более снисходительными являются присяжные (19% против 3%). Что же касается гражданских дел, то жюри присяжных несколько чаще высказывается против ответчика, хотя различия весьма незначительны (12% против 10%).
Так что же означают все эти цифры?
Решись я пойти по скользкой дорожке криминала, я предпочла бы сохранить систему судов присяжных (со всеми ее недостатками и упущениями), на тот случай, если совершу уголовное преступление и в результате окажусь на скамье подсудимых. Впрочем, во время судебного разбирательства по гражданскому делу я бы предпочла иметь дело с обычным судом. Однако обратите внимание, что как в том, так и в
другом случае, при рассмотрении более 75% дел присяжные и суд проявили трогательное единодушие и выступили против обвиняемого.
Какое влияние индивидуальные личностные особенности присяжных оказывают на исход процесса (если вообще оказывают)? Некоторые известные юристы считают это влияние неизбежным, в том числе и Алан Дершовиц (Dershowitz, 1996), который выступил со следующим комментарием по поводу уголовного дела Симпсона: «возможно, присяжные, обладавшие другим жизненным опытом, на основании тех же доказательств проголосовали бы за обвинительный вердикт» (с. 98).
Мы знаем, что расовая принадлежность имеет сильнейшее влияние на отношение системы уголовной юстиции к подозреваемому — от первого знакомства до отмены смертного приговора. Мы знаем, что наши тюрьмы переполнены афро-американцами.
Мы знаем, что афро-американцы выносят оправдательные приговоры чаще, чем белые. Мы знаем, что представители любой расы чаще оправдывают подсудимых, чья кожа того же цвета, что и их собственная. Белые присяжные чаще приговаривают к смертной казни афро-американцев, совершивших убийство кого-то из белых сограждан, чем белых, лишивших жизни одного или нескольких чернокожих американцев.
Сама концепция суда присяжных в делах, где приговором может стать смертная казнь, требует некоторых пояснений. В процессе отбора состава присяжных, когда адвокаты и судьи проводят предварительную проверку потенциальных участников, они имеют право исключить любого, чьи предубеждения могут повлиять на исход дела.
В тех случаях, когда обвинительный вердикт грозит подсудимому смертной казнью, необходимо выбрать жюри присяжных, компетентных осуждать на смертную казнь. Из числа присяжных автоматически исключается любой, чьи принципы несовместимы со смертной казнью. Такое жюри чаще выносит обвинительные приговоры, чем какое-либо другое, причем в его состав редко включают женщин и афро-американцев (Abramson, 1994).
Совсем недавно огромное общественное внимание привлек вопрос о смертной казни женщин-заключенных, когда власти штата Техас, впервые со времен Гражданской войны, решили привести в исполнение смертный приговор, вынесенный женщине. Карла Фей Таккер была осуждена за убийство с особой жестокостью, которое она совершила еще в подростковом возрасте, находясь под действием наркотиков.
Ее детство прошло в нищете, а в подростковом возрасте она стала заниматься проституцией.
Оказавшись в тюрьме, Карла пережила духовное перерождение и вернулась в лоно христианской церкви. Когда подошел день ее смерти, вся страна буквально бурлила, и все старались ответить на вопрос, нужно ли позволить ей жить дальше, принимая во внимание произошедшую с ней метаморфозу.
Почти никто не вспоминал о том, сколько мужчин, как и она, прошли реабилитацию в тюрьмах.
Однако вот в чем вопрос: а если бы она обратилась в другую религию, была бы она менее известна как праведная мученица? Факт остается фактом — в США присяжные предпочитают не приговаривать женщин к смертной казни. Впрочем, возможно, казнь Карлы -послужит в этом отношении переломным моментом.