Автор: Лишин Олег Всеволодович.
Фрагменты из книги
Экологический кризис надвигается стремительно, и в середине следующего века при сохранении нынешних канонов нравственности положение человечества может оказаться катастрофическим, даже если силовые приемы разрешения противоречий окажутся под запретом. Человечеству придется самому целенаправленно формировать систему нравственных принципов и создавать общественные структуры, способные вплести эти принципы в ткань общественного сознания.
Н.Н. Моисеев
Почти 60 лет назад А.С. Макаренко в статье «Цель воспитания», помещенной в газете «Известия», следующим образом высказался о задачах советской педагогики: «В начале революции наши педагогические писатели и ораторы, разогнавшись на западно-европейских педагогических трамплинах, прыгали очень высоко и легко «брали» такие идеалы, как «гармоническая личность».
Потом они заменили «гармоническую личность» – «человеком-коммунистом», в глубине души успокаивая себя дельным соображением, что это «все равно».
Еще через год они расширили идеал и возгласили, что мы должны воспитывать «борца, полного инициативы».
С самого начала и проповедникам, и ученикам, и посторонним зрителям было одинаково понятно, что при такой абстрактной постановке вопроса «об идеале» проверить педагогическую работу все равно никому не доведется, а потому и проповедь указанных идеалов было делом совершенно безопасным»1. (1 Макаренко А.С. Собр. соч. Т. 5.1958. С. 325-326).
Читая эти строки, педагоги 80-х годов XX столетия поневоле вспомнят гармонически развитую личность, педагоги 70-х – активную жизненную позицию.
В научно-методических исследованиях 70-80-х годов различные педагогические концепции сменяют друг друга.
Одна из них предлагает составить список качеств, которые полагается иметь воспитанному школьнику. В лучших случаях эти списки хоть как-то соотносятся с возрастом ребенка.
Так, по Н.И. Монахову2, (2 Монахов Н.И. Изучение эффективности воспитания: теория и методика. М., 1981) в первом классе таких качеств двенадцать. В пятом – тоже двенадцать, в шестом, восьмом и десятом – четырнадцать, причем в десятом классе из списка качеств исчезает смелость, зато прибавляется интернационализм.
Один из авторов этого направления, B.C. Ильин, в 1987 г. выступил с проектом оценки уровня развития личности школьника.
По его мнению, этих уровней всего четыре: высший, высокий, средний и низкий.
Высший уровень, в соответствии с духом времени, отличался «убежденностью превосходства социализма над капитализмом, в правильности политики, которую выработала партия и предложила народу, в необходимости учением, трудом, поведением способствовать ускорению развития нашего общества, интересы общественные ставить выше личных.
Они (люди этого уровня. – О. Л.) самостоятельно определяют свой жизненный путь труженика и общественного деятеля, самостоятельно ставят цель деятельности и поведения, находят творческие способы их достижения, выражая этим полноту свободы социалистического образа жизни…».
Далее следуют целеустремленность, организованность, способность к волевому напряжению, склонность к самовоспитанию и самообразованию, ответственность, трудолюбие, инициатива. И прочее.
Высокий уровень: «Учащиеся не проявляют высокой активности, если нет внешних стимулов, в учении, в труде, в отстаивании коллективных интересов, в определении своего жизненного пути…».
И тому подобное, вплоть до недостатка устойчивости к негативным явлениям и равнодушия к общественной деятельности.
Учащиеся среднего уровня, хотя и ориентируются в важнейших политических событиях и знакомы с новым курсом политики партии, но «эти знания не соотносят со своими собственными учением, трудом и поведением. Интересы личные у них превалируют над общественными».
Конечно, они быстро поддаются отрицательным влияниям, знания у них фрагментарные, умения – разрозненные.
Естественно, учащиеся низкого уровня охарактеризованы еще хуже.
Спекулятивность этих критериев очевидна, но главный источник опасности состоит в том, что, располагая подобным описанием уровней сформированности личности, «классный руководитель использует приведенные характеристики как критерии личности каждого школьника в целом… сводит их в единую карту воспитанности… с оценками по четырехбалльной системе: высший уровень – 5, высокий – 4, средний – 3, низкий – 2.
После составления карты воспитанности классным руководителем она уточняется (доводится) с учителями, работающими в классе, затем с активом класса и обсуждается в коллективе класса…».
Получалось, что отметки по «прилежанию» и «поведению» подменялись произвольной по существу, но несравненно более впечатляющей по форме оценкой «сформированности личности», сопровождающей школьника до выпуска.
А теперь представьте: ваш сын или дочь, не найдя общего языка с классным руководителем, получает низкую оценку развития личности. Возражать, из-за отсутствия критериев, бесполезно. Ведь доказать, что ребенок не искал творческих способов выражения свободы социалистического образа жизни и проявлял равнодушие к общественной деятельности, учителя могут с тем же успехом, с каким вы будете утверждать обратное.
Но на стороне педагогов – формальные права, клеймо недоразвитости личности на ребенке останется.
От массового использования этой системы «нравственного грабежа со взломом» Россию спасла только смена установок в Министерстве просвещения и исторические потрясения, охватившие страну. А опасность была близка – около тысячи школ уже одобрили этот «новаторский метод» оценки личности школьников.
Немногим отличается от описанного и подход, предложенный Н.К. Голубевым и Б.П. Битинасом в «стандартизированной характеристике», отражающей оцениваемые в баллах «показатели ценностных отношений школьников», например: «активность участия в общественно-политической жизни, непримиримое отношение к чуждой нам идеологии и морали, отношение к учению, к трудовым делам, к продуктам труда людей и к природе, доброжелательное отношение к людям, непримиримое отношение к безнравственности, требовательное – к себе, отношение к своему физическому развитию, эстетическое отношение к действительности» ³. (³ Голубев Н.К., Битинас Б.П. Введение в диагностику воспитания. М., 1989. С 104–107).
Помимо явной идеологизированности такого подхода, он грешит жесткой регламентацией, тенденцией к формализации оценок и пренебрежением к избирательности человеческих отношений. На самом деле в одних «трудовых делах» ученик может участвовать с энтузиазмом, в других – равнодушно.
Некоторые школьные предметы его привлекают, другие – отталкивают. Забота о своем физическом развитии может быть тоже весьма вариативной.
А «активное участие в общественно-политической жизни» – тем более.
К недостаткам этой системы добавим еще рассмотрение «доброжелательного отношения к людям» в качестве рядоположного показателя в списке ценностных отношений. Люди же разные бывают. Одни из них – «ближние» – родные, сотрудники и друзья, другие – «дальние», т.е. малознакомые или незнакомые, реально не очень нужные или совсем не нужные субъекту.
К тому же подросткам вообще свойственно резко менять отношение к людям в зависимости от их принадлежности или непринадлежности к значимой группе.
Например, известен случай, когда подросток летом на реке с риском для жизни спас незнакомую девочку и, дождавшись приезда «скорой», незаметно исчез. Этот же мальчик в ближайшую зиму был осужден за участие в истязаниях незнакомого ровесника.
Вообще поведение подростка, как и его внутренний мир, резко противоречиво: подросток то хуже, то лучше самого себя; и смел, и труслив, и самоотвержен, и эгоистичен, и добр, и жесток – все зависит от группового влияния и социальных обстоятельств.
Попытки жестко регламентировать цели воспитания во многом восходят к концепциям, достаточно полно изложенным в статье Г.П. Щедровицкого.
В этой работе обсуждаются задачи учебно-воспитательной деятельности. «Определенная деятельность выталкивается в сферу культуры и служит в качестве образцов для осуществления такой же деятельности в производственной структуре.
Реальный механизм этого – приобретение некоторыми людьми особой функции, позволяющей им нормировать привычки, поступки, деятельность других людей…
Мы можем говорить о длинном ряде «ситуаций жизни» ребенка, которые создаются для овладения общественно фиксированными деятельностями и через которые общество «протаскивает» ребенка в ходе его воспитания и обучения.
Выработанные таким путем ситуации обучения и воспитания и их последовательность закреплялись в особых средствах трансляции, передавались из поколения в поколение и навязывались ребенку…
Мы должны определить тот порядок изменения «педагогических средств» (в том числе и игровых), которые обеспечивают непрерывную линию формирования ребенка к заданным производственным состояниям, мы должны найти такое сцепление разных ситуаций обучения и воспитания, которые детерминируют движение ребенка по «траектории», ведущей к этим состояниям»4. ( Щедровицкий Г.П. К методике педагогического исследования игры // Знание. 1963 С. 28).
Здесь очевиден функциональный подход к задачам воспитания и обучения, стремление к жесткому нормированию «привычек, поступков, деятельности» воспитанников.
Ему противостоит иной, направленный на формирование тенденций, лежащих в основе принимаемых решений, личностного выбора, а не жестко заданных форм поведения.
Например, подход, сформулированный в русле концепции К. Роджерса.
Человек здесь выступает как субъективно свободная, выбирающая, создающая и отвечающая за свое «Я» личность5. (5 Роджерс К. К науке о личности. История зарубежной психологии. Тексты. М., 1986. С. 293-323.)
Согласно этому подходу, в ряду качеств «по критерию самоактуализации» значится более адекватное (по сравнению с большинством), восприятие реальности и соответствующее отношение к ней.
Люди такого типа избегают иллюзий и предпочитают иметь дело пусть с нелегкой, но действительностью. Для них характерны высокая степень приятия себя и других, сфокусированность на внешних проблемах, высокая степень автономности, способность оставаться верным своей цели даже перед лицом больших трудностей, чувство принадлежности ко всему человечеству и др.6 (6 Healthy personality. 1974. № 4. С. 167.) По К. Роджерсу, сущность личности есть знание о себе, отношение к себе и самооценка.
Обычно поведение индивида соответствует его представлениям о себе.
Понятие соответствия «Я» и опыта принципиально, поскольку опыт, несовместимый с представлением о себе, как правило, не осознается. Подобная несогласованность «Я» и опыта порождает ощущение тревожности, угрозы, дезорганизации. В ответ актуализируется защита: либо опыт воспринимается искаженно, либо отрицается вообще. И лишь люди, достигшие необходимых качеств по критерию самоактуализации, способны к «открытости опыту», психологической зрелости.
Для того, чтобы – в свете изложенного – выработать свой взгляд на цели и задачи воспитания, обратимся к характеристикам личности, данным российскими психологами А.Н. Леонтьевым и Б.С. Братусем. По А.Н. Леонтьеву, личность есть особое качество, «которое приобретается индивидом в обществе в целокупности отношений, общественных по своей природе, в которые индивид вовлекается». Постигать личность человека – «значит вести исследование его места, позиции в системе, которая есть система общественных связей, общений, которые открываются ему; это – исследование того, что, ради чего и как использует человек врожденное ему и приобретенное им (даже черты темперамента и уж, конечно, приобретенные знания, умения, навыки… мышление)»7. (7 Леонтьев А.Н. Избр. психол. произв. М., 1983. Т. 1. С. 385.) Б.С. Братусь, характеризуя личность, говорит «о разных измерениях, уровнях психического аппарата. Один уровень мы назовем собственно личностным или личностно-смысловым, «ответственным» за производство смысловых ориентации, определение общего смысла и назначения своей жизни, отношений к другим людям и к себе… Однако смысловые ориентации не могут сами по себе обеспечить присвоение человеческой сущности, они лишь определяют те или иные устойчивые отношения к ней. Для реализации, овеществления, опредмечивания этих отношений необходима соответственно реализованная активность человека, его деятельность, неизбежно несущая при этом на себе печать всех его индивидуальных особенностей, характерологических черт и свойств. Этот другой уровень мы назовем уровнем реализации, индивидуально-исполнительским или индивидуально-психологическим уровнем. Кроме двух обозначенных уровней, необходимо, особенно в контексте изучения аномального развития, ввести в рассмотрение еще один – психофизиологический уровень. В противном случае личностные процессы как бы повиснут в воздухе…»8. (8 Братусь Б.С. Аномалии личности. М., 1988. С. 71-72).
Если рассматривать предложенную Б.С. Братусем модель с точки зрения проблем формирования личности, то очевидно, что личностно-смысловой уровень регуляции поведения берет начало в культурном наследии общества, транслирующем «отношения, соотношения не только мотива с целью, но вообще событий человеческой жизни». «Смысловой уровень регуляции, – пишет далее Б.С. Братусь, – не предписывает, таким образом, готовых рецептов поступков, но вырабатывает общие принципы, которые в разных ситуациях и деятельностных пересечениях могут быть реализованы разными внешними (но едиными по внутренней сути) действиями. Лишь на основе этих принципов впервые появляется возможность оценки и регуляции деятельности не с ее целесообразной, прагматической стороны – успешности или неуспешности течения, полноты достигнутых результатов и т.п., а со стороны нравственной, когда главным становятся не цели, а нравственная оценка этих целей, не успехи, а средства, которые были выбраны для их достижения, поскольку в этом плане не «цель оправдывает средства», а, наоборот, средства полномочны оправдать или исказить цель»9. (9 Братусь Б.С. Личностные смыслы по А.Н. Леонтьеву и проблема вертикали сознания // Традиции и перспективы деятельностного подхода в психологии. Школа А.Н. Леонтьева. М., 1999. С. 291). Именно в этом ключе В.П. Зинченко определяет культуру как систему аффективно-смысловых образований, которую человек застает при своем рождении10. (10 Зинченко В.П. От классической к органической психологии // Известия академии педагогических и социальных наук. М., 1996. С. 9).
Культура, отмечает В.П. Зинченко, это не просто среда, растящая и питающая личность, это движущая сила ее развития. М.К. Мамардашвили обозначил культуру как усилия человека быть человеком, а О. Мандельштам называл ее вызовом, который каждый из нас волен принять или отвергнуть. Если личность принимает вызов культуры, она становится формой ее бытия, тогда открывается путь к дальнейшему развитию и одновременно к самосознанию личности, ее самоформированию. Ю.М. Лотман говорил о культуре как о памяти общества, хранящей его опыт, которая уже поэтому всегда связана с историей, всегда подразумевает непрерывность нравственной, интеллектуальной, духовной жизни человека, общества и человечества. «И потому, когда мы говорим о культуре нашей, современной, мы, может быть, сами того не подозревая, говорим и об огромном пути, который эта культура прошла. Путь этот насчитывает тысячелетия, перешагивает границы исторических эпох, национальных культур и погружает нас в одну культуру – культуру человечества»11. (11 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Спб., 1994. С. 8). «Современная теория культуры, – пишет он, – определяет ее уровень объемом информации, входящей в активную память коллектива, степенью организованности его внутренней структуры. Эту последнюю можно представить как систему внутренних запретов, социально-психологическим регулятором которых является стыд. Можно сказать, что область культуры – это сфера тех моральных запретов, нарушать которые стыдно»12. (12 Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. Спб., 1996. С. 329).
Приходится признать, что в наши дни в России эта область сильно сузилась. В минувшие времена в нашем обществе было стыдно оказаться уличенным в обмане, мародерстве, воровстве, оскорбить беззащитного, убить безоружного, бить побежденного (лежачего не бьют), поднять руку на женщину, быть продажным в своих поступках… Когда в начале 19-го века Великий князь на плацу ударил солдата, командир полка в знак протеста демонстративно уехал со смотра. Честь офицера, испытавшего стыд за выходку высокопоставленного вельможи, заставила командира совершить этот поступок, не раздумывая о последствиях. Сегодня в нашей социальной жизни трудно найти действие, отвечающее в общественном мнении понятию стыдно. Не в этом ли кроется одна из важнейших причин нравственных, экономических, политических, технических и иных кризисов современности?
В своем последнем интервью в октябре 1988 г. крупнейший отечественный гуманист В.П. Эфроимсон – генетик, психолог, историк естествознания, человек, прошедший Великую Отечественную войну, отметил: «Вся чудовищность ситуации заключается в том, что на протяжении многих десятков лет действовали и в значительной степени действуют губительные, извращенные принципы социального подъема. Дело в том, что огромное число людей, от которых зависит слишком многое в нашей жизни, – это люди, сделавшие карьеру, следуя этим извращенным принципам. У нас мощная прослойка номенклатуры – на всех уровнях. И для этой номенклатуры существование общечеловеческой, общеобязательной этики – чума. Для этой номенклатуры слишком часто еще большей чумой представляется подбор кадров не по анкете, не по услужливости и угодливости, а по истинным способностям, по энергии, по таланту»13. (13 Эфроимсон В.П. Гениальность и генетика. М., 1998. С. 493).
В.П. Эфроимсон полагал: чтобы преодолеть многочисленные угрозы существованию человечества, современная эпоха требует от людей не столько развития науки и техники, сколько возрастания роли этики и личной ответственности за содеянное. Сказанное в первую очередь относится к видным общественным и политическим деятелям. Вероятно, отказ от внутренних моральных регуляторов поведения, забвение вековых заповедей совести, чести, достоинства и ответственности личности перед людьми тем опаснее, чем больше возрастает техническая мощь человечества. И события 11 сентября 2001 г. в США напомнили об этом самым зловещим образом.
Формирование индивидуально-исполнительского или индивидуально-психологического уровня личности связано, как мы полагаем, с превращением идеальной формы аффективно-смысловых образований и связанных с ними высших психологических функций в формы реальные, присвоенные людьми – носителями культуры. Для этого необходимы посредники – медиаторы. В их роли могут выступать: человек (Взрослый), знак, слово и смысл. Относительно роли Взрослого в этом процессе Д.И. Фельдштейн пишет: «Это позиция ответственности… во всех случаях – это позиция Посредника, без которого немыслим переход детей в Мир Взрослых. И в этом плане посредничество Взрослого Сообщества, которое организует отношения с растущими людьми, практически не рассмотрено на социально-психологическом уровне»14. (14 Фельдштейн Д.И. Социальное развитие в пространстве-времени Детства. М., 1997. С. 20).
Важным шагом на пути рассмотрения этой проблемы стало выявление сенситивного периода (по В.П. Зинченко). В это время растущий человек наиболее восприимчив к осознанию, усвоению и реализации норм, форм и условий человеческой жизнедеятельности. С этим же связано понятие доминанты в качестве функционирующего уровня центральной нервной системы или, по А.А. Ухтомскому «растревоженного, разрыхленного места нервной системы, которую представляет собой доминантная констелляция нервных центров» 15. (15 Колесов С.В. Биология и психология пола. М., 2000. С. 96). В функционировании доминанты потребностное возбуждение имеет приоритет над стимульным, в результате чего она обретает способность воспринимать стимулы, ранее для нее индифферентные, суммировать и удерживать их. В итоге возникают повышенная возбудимость, повышенная впечатлительность определенной центральной области раздражителя16. (16 Ухтомский А.А. Доминанта. Л., 1966. С. 78). Появившийся центр способен достаточно интенсивно, продолжительно и стойко поддерживать возбуждение, накапливать его, удерживать во времени и передавать другим, подчиненным центрам, сохраняя тем самым инерцию однажды начавшейся реакции. Таким путем формируется поведение организма, характеризующееся склонностью реагировать может быть и на не очень похожие стимулы, но определенным образом, и подбирать из этих «подходящих стимулов» связанные с данным направлением реакции17. (Там же). Сказанное объясняет, почему дети, подростки, даже юноши и девушки, остро нуждаются во внимании и поддержке со стороны пользующегося их доверием Старшего. Формы этого внимания и поддержки могут быть очень разными. Практически все они сводятся к помощи в формировании деятельности, реализующей возможность взросления и соответствующей (по выражению А.Н. Леонтьева) ведущему отношению к миру растущей личности на данном этапе развития. В поисках подобного проводника и посредника юные личности нередко непритязательны, способны принимать желаемое за действительное, увлекаться кажущимся содействием, и даже устремляться к гибельному концу.
Стихийность процесса социализации, о которой охотно говорят специалисты, по сути сводится к невозможности учета и контроля многочисленных вариантов деятельности данных «медиаторов-проводников», которые, случается, или по неопытности и незнанию, или по равнодушию, непрофессионализму или даже по злому умыслу ориентируют младшее поколение на ложные пути социального взросления. Ситуация усугубляется и существованием различных, в том числе деструктивных течений и тенденций, кровно заинтересованных в привлечении в свои ряды молодого поколения для использования его в своих интересах. Даже говоря о наиболее близких к ребенку в первые семь-десять лет жизни людях – членах семьи, приходится признать нередкую психологическую и педагогическую неподготовленность к воспитанию, свойственную многим современным российским семьям.
Психофизиологическая составляющая личности, о которой говорит Б.С. Братусь, отражает эволюционный процесс, пережитый видом Homo sapiens, и его результаты, запечатленные в психике современного человека. Здесь можно говорить и о биоэнергетике, и о роли асимметрии полушарий головного мозга в восприятии окружающего мира, и о возрастных психологических особенностях личностного развития, и о многом другом, уходящем корнями в глубокую древность психики вида Homo, отряда приматов, класса млекопитающих, подтипа позвоночных.
Обобщая предложенную Б.С. Братусем модель функционирования личности, скажем, что все три уровня неразрывно связаны, взаимообусловлены в своей деятельности и взаимозависимы. Впрочем, при остром дефиците культурной информации, направленной к личностно-смысловому уровню, в развитии личности может наметиться преобладание смысловых тенденций, идущих из темных глубин эволюции и потому связанных лишь с самыми базовыми потребностями живого существа – избежать гибели и оставить потомство. Не этим ли зовом предков объясняется социально самоубийственная активность личностей, сконцентрированных на идее зоологического выживания любой ценой?
Сформулируем самый общий и принципиальный вывод из сказанного: личность есть не столько то, что человек умеет и чему обучен, сколько его отношение к миру, к людям, к себе, сумма желаний и целей. Уже поэтому задачу содействия формированию личности нельзя решать аналогично задаче обучения (этим всегда грешила официальная педагогика). Нужен иной путь. Для суммарной характеристики личностно-смыслового уровня личности, обратимся к концепции направленности личности. В словаре «Психология» (1990) читаем: «Личность характеризуется направленностью – устойчиво доминирующей системой мотивов – интересов, убеждений, идеалов, вкусов и т.д., в которых проявляют себя потребности человека: глубинными смысловыми структурами («динамическими смысловыми системами», по Л.С. Выготскому), обуславливающими ее сознание и поведение, относительно устойчивыми к вербальным воздействиям и преобразующимися в совместной деятельности групп (принцип деятельностного опосредования), степенью осознанности своих отношений к действительности: отношения (по В.Н. Мясищеву), установки (по Д.Н. Узнадзе и др.), диспозиции (по В.А. Ядову). Развитая личность обладает развитым самосознанием…» Из этого определения следует, что:
1. основа личности, ее личностно-смысловое содержание относительно устойчиво и реально определяет сознание и поведение человека;
2. основной канал влияния на это содержание, т.е. собственно воспитание – это, прежде всего, участие личности в совместной деятельности группы, словесные же формы воздействия в принципе неэффективны;
3. одним из свойств развитой личности является понимание, по крайней мере в основных чертах, своего личностно-смыслового содержания. Неразвитая личность или не знает собственного «Я», или не задумывается об этом.
В пункте 1, в сущности, речь идет о выявленной Л.И. Божович внутренней позиционности, свойственной личности по отношению к социальному окружению и отдельным объектам социальной среды. Г.М. Андреева указывает на правомерность идентификации понятия направленности личности с понятием предиспозиции, равнозначном социальной установке. Отмечая связь этих понятий с идеей личностного смысла А.Н. Леонтьева и работами А.Г. Асмолова и М.А. Ковальчука, посвященными социальной установке как личностному смыслу, Г.М. Андреева пишет: «Такая постановка проблемы не исключает понятие социальной установки из русла общей психологии, как впрочем, и понятия «отношение» и «направленность личности». Напротив, все рассмотренные здесь идеи утверждают право на существование понятия «социальная установка» в общей психологии, где оно теперь соседствует с понятием «установка» в том его значении, в котором оно разрабатывалось в школе Д.Н. Узнадзе»18. (18 Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1998. С. 290)
Если суммировать сказанное, то термин воспитание касается, прежде всего, формирования личностно-смыслового содержания, связанного со становлением жизненных целей, ценностных ориентации, симпатий и антипатий. Тем самым, воспитание заведомо отличается от обучения, которое основывается на воздействии в области индивидуально-исполнительского содержания личности. Обучение без опоры на цели, сформированные воспитанием, малоэффективно. Если для целей обучения в некоторых ситуациях приемлемы и принуждение, и соперничество, и словесное внушение, то в процессе воспитания задействованы другие механизмы. Можно заставить ребенка выучить таблицу умножения, но нельзя приказать полюбить математику. Можно вынудить тихо сидеть на уроке, но заставить быть добрым – нереально. Для достижения этих целей нужен иной путь воздействия: включение молодого человека (ребенка, подростка, юноши, девушки) в совместную деятельность референтной для них группы сверстников, руководимой педагогом-воспитателем. Важно помнить: не всякая занятость есть деятельность. Занятость может протекать и на уровне вынужденного действия. В этом случае мотив деятельности не совпадает с ее предметом, как в поговорке: «хоть пень колотить, лишь бы день проводить». Рассмотрим, например, группу учащихся, убирающую школьный двор. Это действие совсем не обязательно является «деятельностью». Оно будет ею, если ребята хотят привести двор в порядок, если они собрались добровольно и спланировали свою акцию, распределили обязанности, организовали работу и продумали систему контроля. В этом случае мотив деятельности – стремление привести двор в порядок – является конечной целью деятельности, и все действия (планирование, организация) приобретают личностный смысл (я хочу и, следовательно, делаю). Не любая группа способна на деятельность, но лишь та, где отношения дружбы и сотрудничества существуют хотя бы минимально.
Второй пример: школьников вызвали к директору и под страхом больших неприятностей приказали заняться уборкой двора. Это уровень действия. Каждый его элемент совершается из-под палки, лишен личностного смысла. Ребята по принуждению берут инструмент и скорее делают вид, чем работают. Школьники заинтересованы в совершении наименьшего количества операций, но при этом хотят избежать наказания. В первом примере у каждого из участников деятельности остается удовлетворение от хорошей работы – так закладывается еще один кирпичик в фундамент личности, охотно принимающей участие в полезном труде. Второй случай не приносит никаких результатов, кроме, пожалуй, скверно убранного двора. Школьники забыли о своем участии прежде, чем, побросав лопаты, грабли и метелки, сбежали домой.
Мы полагаем, что развитие личности подростка под влиянием коллективной деятельности включает следующие этапы.
1) Формирование положительного отношения к акту про-социальной деятельности как к желательному действию и предвосхищение своих положительных эмоций по этому поводу, усиленных групповым отношением и позицией эмоционального лидера – руководителя (педагога).
2) Формирование смысловой установки и личностного смысла на основе этого отношения (самоутверждение положительными поступками и потенциальная готовность к ним как к средству самоутверждения).
3) Становление мотива общественно полезной деятельности в качестве смыслообразующего, способствующего самоутверждению, отвечающего возрастной потребности в социально-актуальной деятельности, выступающего в качестве средства формирования самоуважения через уважение окружающих.
4) Формирование смысловой диспозиции – первой наддеятельностной смысловой структуры, обладающей трансситуативными свойствами, т.е. способностью бескорыстно заботиться о людях (личностное качество), с опорой на общее положительное к ним отношение (человечность). Это, в сущности, и есть жизненная позиция – направленность личности.
5) Формирование смыслового конструкта. В нашем понимании – это осознание своей жизненной позиции среди иных жизненных позиций.
«Это понятие, которое использует индивид, чтобы разнести события по категориям и наметить курс поведения. (…) Человек переживает события, интерпретирует их, структурирует и наделяет их значениями»19. (19 Первый Л., Джон О. Психология личности. М., 2000. С. 384). С построения смыслового конструкта начинается, на наш взгляд, понимание человеком себя как личности. Чаще всего это происходит в старшем подростковом возрасте с переходом в юношеский.
6) Производной этого процесса становится формирование личностных ценностей как основы для выработки принципов поведения и отношений, свойственных личности. Они отражаются в сознании субъекта в форме ценностных ориентации, на основании которых человек выбирает свои жизненные цели и средства, ведущие к их достижению. К этой категории относится и представление о смысле жизни. Процесс становления жизненных позиций и ценностных ориентации личности охарактеризован нами на основании модели, предложенной Д.А. Леонтьевым (рис. 1). Комментируя ее, он пишет: «Как следует из схемы, эмпирически регистрируемые воздействия на сознание и деятельность оказывают только личностные смыслы и смысловые установки конкретной деятельности, которые порождаются как мотивом этой деятельности, так и устойчивыми смысловыми конструктами и диспозициями личности. Мотивы, смысловые конструкты и диспозиции образуют второй иерархический уровень смысловой регуляции. Высший уровень смысловой регуляции образуют ценности, выступающие смыслообразующими по отношению ко всем остальным структурам»20. (20 Леонтьев Д.А. Три грани смысла // Традиции и перспективы деятельностного подхода в психологии. Школа А.Н. Леонтьева. М., 1999. С. 314-315).
Было бы вполне логично заключить, что в процессе онтогенеза личности первично происходит восходящее становление смысловых структур, начиная с отношения к социальным объектам, потом – формирование смысловых установок (предмотива деятельности) и ее личностного смысла. Далее, на втором иерархическом уровне, возможно становление мотивов, смысловых диспозиций и конструктов, обладающих наддеятельностными, личностными свойствами. Только на этой основе возможно формирование ценностных ориентации. Зрелая личность способна к нисходящему пути формирования поведения: от ценностей – к конструктам и диспозициям, от них – к смыслообразующим мотивам, далее – к смысловым установкам, личностному смыслу конкретной деятельности и связанным с ними отношениям.
В связи со сказанным заметим: старшим, так или иначе соприкасающимся с младшими, необходимо понять, что формирование личности начинается с восприятия ею отношения значимых других. В дальнейшем эти отношения преломляются в готовность действовать соответствующим образом: в социальную установку в ее смысловом варианте (предмотив), и далее – в ощущение личностного смысла предстоящей деятельности, что в конечном итоге и порождает ее мотивы. О влиянии мотива на личность мы уже говорили. Но следует еще раз подчеркнуть, что все начинается с человеческих отношений со стороны тех, кто значим – к тем, кто в этих отношениях нуждается.
К сожалению, далеко не случайно в большинстве общеобразовательных школ учеба не становится для школьников деятельностью, формирующей личность. Это происходит по двум причинам. Во-первых, школьная учеба традиционно построена как занятие принудительное, и смысл его для многих ребят неочевиден. Во-вторых, организация учебы в современной массовой общеобразовательной школе не учитывает психологических особенностей детей школьного возраста. Сказанное относится и к младшим, и к подросткам, и к старшеклассникам. Даже первоклассник в силу этой традиционности уже после первых месяцев, а иногда и недель занятий теряет интерес и начинает воспринимать учебу как скучную необходимость. Ниже мы вернемся к этой проблеме, а сейчас отметим, что в современных условиях при традиционной организации учебного процесса учеба не представляет собой психологической опоры для процесса воспитательного, поэтому в целях формирования личности возникает необходимость организации иной деятельности.
Каковы же эти цели?
Следуя логике данной работы, опираться надо не на конкретные черты личности и даже не на отношения, которые надлежит ей выработать «в идеале», а на немногие, но решающие смысловые ориентации и соотношения мотивов, а все прочее человек, исходя из этих ориентации, выработает сам. Иными словами, речь идет о направленности личности.
Какие же решающие смысловые ориентации мы подразумеваем? А.Н. Леонтьев писал: «Каково центральное отношение, характеризующее жизнь человека? Я бы выразился, пользуясь словами А.С. Макаренко, очень просто: главное отношение, от которого зависит все дело, есть отношение между личностью и обществом. Но в чем находится конкретное выражение этого отношения как развивающегося? Чем оно характеризуется? По-видимому, оно характеризуется объективным значением жизни человека в данных условиях общественного существования человека, т.е. в данных условиях связи человека и общества. Поэтому выходит, что ведущими мотивами не могут стать мотивы, лежащие на периферии этих отношений, и напротив – всегда становятся содержательными, значимыми общественные мотивы, которые имеют, таким образом, и личностный смысл, и значение для личности, но вместе с тем и такие мотивы, которые определяют отношение человека к обществу, т.е., образно выражаясь, ставят человека в обществе»21. (21 Леонтьев А.Н. Философия психологии. М., 1994. С. 244).
Существует несколько концепций личностной направленности. Разница между ними сводится к пониманию относительно устойчивых и доминирующих, т.е. составляющих основу мотивационной сферы личности мотивов. В 70-е годы Л.И. Божович с сотрудниками, помимо личных и коллективистических мотивов, выделяли еще и деловую мотивацию. В.Э. Чудновский рассматривал понятие групповой мотивации. В начале 80-х годов, разрабатывая проблему формирования направленности личности в подростковом и младшем юношеском возрасте, автор этих строк, помимо индивидуалистической, групповой и общественной направленности экспериментально доказал существование индивидуально-общественной мотивации и ее возможных сочетаний. В раннем исследовании И.Д. Егорычевой были выделены четыре направленности личности: гуманистическая, эгоистическая, депрессивная и суицидальная – с рядом акцентуаций22. (22 Фельдштейн Д.И. Психология становления личности. М., 1994. С. 164-174). В более поздних исследованиях того же автора две последние переименованы в социоцентрическую и негативистическую соответственно.
Приведенная выше характеристика направленности личности23 (23 Психология: Словарь. М., 1990. С. 193) вполне согласуется с концепцией Л.И. Божович. Однако есть основание расширить понятие направленности личности за счет включения в него отношений в качестве потенциала избирательной активности человека в связи с различными сторонами действительности24. (24 Мясищев В.Н. Психология отношений. М-В., 1995. С. 346). Г.М. Андреева отметила, что «отношение и есть своеобразная предиспозиция, предрасположенность к каким-то объектам, которая позволяет ожидать раскрытия себя в реальных актах действия. Отличие от установки здесь состоит в том, что предполагаются различные, в том числе и социальные объекты, на которые отношение распространяется…»25 (25 Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1998. С. 289–290).
В свою очередь, В.Н. Мясищев отмечает, что направленность в качестве «более топологического оформленного термина часто применяется как эквивалент «отношения» и «установки». Надо заметить, что термин «готовности» выражает и определяет тенденцию перспективного действия, направленность, строго говоря, есть характеристика последствия»26. (26 Мясищев В.Н. Психология отношений. М-В., 1995. С. 110–111). По В.Н. Мясищеву, источником мотива может быть и отношение. На основании сказанного мы полагаем правомерным рассматривать направленность личности как понятие, объединяющее определенные личностные тенденции доминирующих отношений, социальных установок и соответствующих им доминирующих мотивов. В концепции В.А. Ядова этому понятию соответствует базовая социальная установка, в концепции Д.А. Леонтьева – смысловая диспозиция.
Интерес представляет также анализ концепций, близких по содержанию, но принадлежащих различным психологическим школам. Например, В.Н. Мясищев, на основе понятия отношений, в качестве избирательного начала выделяет четыре личностных типа соотношения биологически и социально полноценных и неполноценных сторон личности. «Представим квадратный лист: верхняя половина его – социально положительное, нижняя – социально отрицательное, правая половина – биологически положительное, левая – биологически отрицательное. При бесконечной пестроте, которая тем более велика, чем больше количество наносимых на карту свойств человека, возможна интегральная оценка… В нашей схеме по четырем квадрантам могут быть выделены четыре основных типа:
1) социально и биологически полноценный;
2) социально полноценный при биологической неполноценности;
3) биологически полноценный при социальной неполноценности;
4) социально и биологически неполноценный. (…) (Рис. 2).
Аналогичной представленной модели можно считать диаграмму «О’К Коррал» (Э. Берн, Ф. Эрнст), выделяющую четыре установки отношения к себе и к другим людям:27 (27 Я. Стюарт, В.Джойс. Современный транзактный анализ. Спб., 1996. С. 126-130).
1) Я – О’К; Ты–О’К;
2) Я – не О’К; Ты – О’К;
3) Я – О’К; Ты – не О’К;
4) Я – не О’К; Ты – не О’К. (Рис. 3)
Эти четыре взгляда на жизнь получили название жизненных позиций. Некоторые авторы называют их основными позициями Или просто позициями. Они представляют собой основные качества (ценности), которые человек ценит в себе и в других, что означает нечто большее, чем просто какое-то мнение о своем поведении и поведении других людей (…) Каждый взрослый человек имеет собственный сценарий, основанный на одной из четырех жизненных позиций. Однако мы не находимся в избранной позиции все время, а каждую минуту нашей жизни можем менять жизненные позиции (…) Хотя мы и используем позиции всех квадрантов диаграммы «Коррал», но у каждого из нас есть один квадрант, в котором мы проводим большую часть времени при проигрывании нашего сценария. Этот квадрант и будет основной позицией, которую мы приняли в детстве». В этом варианте модели личности (см. рис. 3) квадрант, соответствующий полноценному восприятию Себя и Другого (Я – О’К с собой и Ты – О’К со мной), определяется как здоровая позиция, основанная на действии сотрудничество. Ей противостоит оборонительная и нападающая параноидальная позиция («Я – О’К с собой, а Ты – не О’К со мной»), основанная на действии избавление. Существуют еще две позиции, связанные с ущербным восприятием «Я»: бесплодная (Я – не О’К с собой; Ты – не О’К со мной), основанная на действии выжидание, и депрессивная позиция (Я – не О’К с собой, Ты – О’К со мной), основанная на действии уход. По нашему мнению, задачей психолога, владеющего методикой транзактного анализа, является перевод пациента, находящегося в какой-либо из трех неполноценных позиций, в единственно «здоровую» (Я –О’К с собой; Ты – О’К со мной).
Сходная модель личности была заложена на основе поведенческой теории привязанности психологами Дж. Баулби и М. Эйнсуорт, а в дальнейшем разработана рядом других исследователей (Л.А. Киркпатрик, К.Е. Дэвис, К. Бартеломью, Л.К. Горовитц, Д. Гриффин и проч.). Согласно концепции поведенческой системы привязанностей, развивающийся ребенок проходит серию фаз в развитии привязанности и в использовании этой привязанности в качестве «базы безопасности» для исследовательской деятельности и автономизации. В ходе развития реализуется внутренняя программа, часть нашего эволюционного наследства, имеющая адаптивный смысл. Согласно этой программе, у ребенка формируется внутренняя оперативная модель, включающая психологические образы себя и своих опекунов, основанная на эмоциональном восприятии и создающая основу для развития ожиданий по поводу будущих взаимоотношений с людьми – внутренних оперативных моделей себя и окружающих. В начале 90-х годов психологи разработали систему этих моделей, связанную со стилями привязанности. Если следовать Баулби, то «паттерны привязанности можно определить двумя осями, характеризующими внутреннюю модель «Я» и внутреннюю модель «Другого».
Каждая ось имеет свои позитивный и негативный полюсы. Примером позитивного полюса Я-оси могут служить чувство собственной ценности и ожидание позитивной реакции на себя со стороны Других. Позитивным полюсом оси, характеризующим Других, может быть ожидание, что другие люди будут доступны и настроены на помощь и поддержку, позволяя сближаться с собой. (…) Эта модель приводит к появлению четвертого стиля привязанности, а именно отвергающего (dismissing) близость. Индивиды с таким паттерном привязанности чувствуют себя некомфортно при установлении близких отношений и предпочитают не зависеть от Других, но при этом все-таки сохраняют позитивный образ «Я»28. (28 Первин Л., Джон О. Психология личности. Теория и исследования. М., 2000. С. 185. Там же. С. 186). Согласно предложенной модели, можно выделить кроме описанного выше отвергающего паттерна, вариант уверенной привязанности, когда человек чувствует себя комфортно и в близких отношениях с другими, и наедине с собой; паттерн страха привязанности, которому свойственен страх сближения, избегание общения; паттерн чрезмерной привязанности, с поглощением отношения29. Этому описанию соответствует рис. 4. Последующие исследования показали, что паттерны привязанности у взрослых людей оказались связаны с выбором партнера и стабильностью любовных связей, с развитием депрессивных состояний и трудностями в межличностных отношениях, с проблемой преодоления личностных кризисов. Эти же исследования позволяют утверждать, что приуроченность личности к единственному паттерну не абсолютна, что в различных ситуациях, по отношению к различным социальным объектам, могут иметь место различные паттерны привязанности30. (30 Первый Л., Джон О. Психология личности. Теория и исследования. С. 186. 28). Таким образом, концепция Дж. Баулби-К. Бартеломью и их последователей обнаруживает значительное сходство с концепцией Э. Берна-Ф. Эрнста.
К сходным выводам при изучении проблемы направленности личности пришел и М.Ш. Магомед-Эминов. Он пишет: «Направленность личности отделение характеризуют:
1) центрация на "Я", которое, в отличие от Другого, рассматривается как особая отличительная ценность, при этом ухудшается способность децентрироваться от своего "Я" и учитывать позиции Другого;
2) от человека к Другому идет система требований;
3) имеется направленность на собственные внутренние переживания;
4) главными являются собственные интересы, а интересы Другого отрицаются, либо признаются постольку, поскольку способствуют достижению собственных интересов, либо они вообще не принимаются во внимание;
5) Другой рассматривается как деперсонифицированная категория: он безличен, ему приписывается ограниченный набор качеств;
6) от Другого ожидается определенный ограниченный репертуар поведенческих, эмоциональных проявлений и т.д.;
7) если ожидания не подтверждаются, то против Другого принимаются определенные меры (убеждения, уговоры, наказания и т.д.) или контакт с ним разрывается.
Направленность личности соединение характеризуют:
1) центрированность на Другом, который в отличие от собственного "Я" рассматривается как более высокая ценность; наблюдается неспособность децентрироваться от Другого и учитывать свои собственные позиции;
2) на первом месте ставятся интересы Другого, а свои интересы либо не принимаются во внимание, либо вообще отрицаются;
3) человек направлен на контроль своего поведения, своих эмоций и тщательно следит, совпадают ли они с ожиданиями других;
4) большую ценность представляют внутренние переживания других, их мнения и оценки;
5) человек ждет от других определенных требований, воздействий, претензий;
6) если его поведение и эмоции не соответствуют ожиданиям других, то он боится, что будет отвергнут, наказан и т.д.;
7) хотя человек направлен на близкий контакт, психологическая дистанция при этом велика; он ограничивает свою личность, воспринимая себя безликим существом.
Направленность личности отделение через соединение характеризуют:
1) равноправность позиций;
2) ценностное отношение как к себе, так и к Другому;
3) интерес как к своим, так и к чужим внутренним переживаниям, которые координируются в единый целостный процесс; 4) не абсолютизируются ни свои, ни чужие интересы;
5) направленность не на приписывание, а на понимание точки зрения Другого;
6) способность децентрироваться как от "Я" к Другому, так и от Другого к "Я";
7) точка зрения, что Другой – такой же, как "Я", и что "Я" такой же, как Другой. Для человека с этой направленностью характерно принятие гуманистической нормы взаимоотношений, признание человека безусловной и высшей ценностью.
Очевидно, что приведенный список характерных признаков направленности личности не является исчерпывающе полным. Кроме того, направленности личности имеют сложную внутреннюю структуру и включают разнообразные мотивационные факторы. Соотношение между рассмотренными выше направленностями может быть таким, что одна из крайностей будет устойчиво доминировать в отношениях, а влияние другой будет минимальным.
В зависимости от того, какая направленность личности преобладает, можно выделить две мотивационные акцентуации: социофобию и социофилию. Социофилия проявляется в полном растворении "Я" в социуме, в боязни остаться наедине с собой, в потере индивидуальности. (…) Социофобия выражается в стремлении к одиночеству, к изоляции; другие люди либо пугают, либо раздражают, либо до них нет никакого дела; поддерживается минимум необходимых контактов. Встречаются разные ее градации, начиная от отчуждения в связи с фрустрацией основных базисных потребностей и заканчивая стремлением к невротической изоляции (…) Мотивационно-личностный континуум: соцоиофобия, сепарация, сепарация-аффиляция, аффиляция, социофилия. Каждая из этих направленностей понимается как межличностная переменная личности.
Это обстоятельство позволяет нам связать направленность личности с феноменом позиции, точнее, с двумя ее разновидностями – личностной позицией и социальной позицией личности. (…) Итак, в личностной позиции мы выделяем: изоляцию, Я-центрацию, Я-другой – интеграцию, другой-центрацию, слияние; социальная позиция включает в себя, с нашей точки зрения, пять типов: отчуждение, нарциссизм, эгоизм, гуманизм, альтруизм, конформизм»31. (31 Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М„ 1998. С. 400-411).
Д.А. Леонтьев, резко высказываясь по поводу стремления к типологизации личности, приписывая ей «господствовавшую в педагогической и психолого-педагогической литературе, особенно в 60-70-е годы, но бытующую кое-где и по сей день типологию школьников по «направленности» их личности», явно отмежевывает свой «тип или путь развития личности» от упомянутой типологии32. (32 Леонтьев ДА. Очерк психологии личности. М., 1993).
Здесь он считает уместным выделение автономного, симбиотического, импульсивного и конформного типов, за которыми, по их содержанию, легко прослеживаются уже знакомые нам «жизненные позиции» или «паттерны привязанности», или наконец типы направленности личности, выделенные И.Д. Егорычевой: гуманистический, эгоцентрический, негативистический и социоцент-рический33. (33 Егорычева ИД. Личностная направленность подростка и метод ее диагностики // Мир психологии. 1999. № 1. С. 264-277).
Интересным представляется замечание Д.А. Леонтьева, полностью совпадающее с нашим пониманием типов этих жизненных позиций: «Автономный путь или тип развития является единственным путем, ведущим к достижению личностной зрелости и полноценного человеческого существования. Остальные три из четырех описанных типов, моделей или путей развития личности ведут в тупик. (…) Вступив на один из этих путей (а выбор его во многом определяется особенностями родительского отношения в подростковом и более раннем возрасте), мы попадаем на конвейер, влекущий нас по жизни этим путем. Покинуть его можно лишь ценой больших внутренних усилий. В частности, основная задача любой серьезной психотерапии, какими бы методами она ни пользовалась, – направить человека по автономному пути развития. Если эта задача будет решена, он уже не будет нуждаться в психотерапии»34. (34 Леонтьев Д.А. Там же. С. 30). (Аналогично задаче психолога в концепции Э. Берна - Ф. Эрнста).
Концепция И.Д. Егорычевой позволяет рассматривать направленность личности как причинно-следственную связь доминирующих отношений – доминирующих социальных установок – доминирующих смыслообразующих мотивов ведущей деятельности – ее личностного смысла – жизненной позиции личности – личностных ценностей. Вся эта причинно-следственная цепь проявляется в двух позициях: в отношении личности к себе и в ее отношении к другим (обществу), со всеми вытекающими из этих отношений последствиями. Такое понимание основ типологии личности сближает описываемую концепцию с концепциями Э. Берна – Ф. Эрнста, Дж. Баулби – К. Бартеломью, подходом В.Н. Мясищева, концепциями направленности личности М.Ш. Магомед-Эминова и типом или путем развития личности Д.А. Леонтьева. Не противоречит она с точки зрения признания иерархической схемы диспозиционной регуляции социального поведения личности и концепции В.А. Ядова. В целом подход И.Д. Егорычевой можно назвать социально-психологической моделью личности. И.Д. Егорычевой выделено 4 основных типа личностной направленности и 8 подтипов-акцентуаций (рис. 5). Сочетания Я+, Я–, О+, О– (где О – Общество, Другие) оказались связанными с проявлением определенного типа личностной направленности.
Я+, О+ – гуманистическая направленность личности. При этой направленности личность не стремится к автономии, признавая право каждого на свободное самоопределение причем как индивидуально, так и в рамках группы. Главная Ценность для человека с такой направленностью – личность.
Я, Он, Она – конкретный человек и конкретное общество, состоящее из конкретных «Я», а не из абстрактных «Других». В этом типе выделяются подтипы или акцентуации: с преимущественно положительным отношением к себе – индивидуалистическая акцентуация гуманистической направленности и с преимущественно положительным отношением к другим – альтруистическая акцентуация.
Я+, О – эгоцентрическая направленность личности. При этой направленности в центре внимания личности находится она сама, вся ее активность сосредоточена на себе, собственных интересах, проблемах; личность стремится к признанию обществом ее особой ценности. Основной ценностью для человека с такой направленностью является он сам, его мысли, его суждения, его интересы, его деятельность, результаты его труда. Человек с таким типом направленности очень требовательно подходит к оценке другого, принимая его в целом настолько, насколько он похож на него самого, насколько он согласен с его мнением, разделяет его симпатии и антипатии. В этом типе направленности выделяются две акцентуации: с преимущественно положительным отношением к себе, при отрицательном, в целом, отношении к обществу – индивидуалистическая акцентуация эгоцентрической направленности; и с преимущественно отрицательным отношением к обществу, при, в целом, положительном отношении личности к себе – эгоистическая акцентуация. Основой характеристики первого подтипа является меньшая жесткость и нетерпимость личности по отношению к обществу. Второму подтипу свойственна полная центрация на себе.
Я–, О+ – социоцентрическая направленность личности отличается прежде всего тем, что личность не приемлет себя. Человек не верит в свои силы, не верит, что ему самостоятельно удастся то, чего он желал бы достигнуть. При этом он уверен, что другие достигнут желаемого с легкостью, по крайней мере, гораздо проще, чем он. В этом типе направленности выделяются две акцентуации: с преимущественно положительным отношением к обществу, при отрицательном в целом отношении к себе – конформистская акцентуация; и с преимущественно отрицательным отношением к себе, при в целом положительном отношении личности к обществу – самоуничижительная акцентуация социоцентрической направленности.
Я–, О — негативистическая направленность личности. Человек не приемлет ни себя, ни других; он переживает свою несостоятельность как крайне дискомфортное внутреннее состояние. В этом типе направленности выделяются две акцентуации: с преимущественно отрицательным отношением к обществу, при отрицательном отношении к себе – мизантропическая акцентуация; и с преимущественно отрицательным отношением к себе, при менее отрицательном отношении к обществу –самоуничижительная акцентуация негативистической направленности35. (35 Егорычева И.Д. Личностная направленность подростка и метод ее диагностики // Мир психологии. 1999. № 1. С. 264-277).
«Отношения, понимаемые как система временных связей человека как личности – субъекта со всей действительностью или ее отдельными сторонами, – пишет, ссылаясь на В.Н. Мясищева, Г.М. Андреева, – объясняют как раз направленность будущего поведения личности. (…) Сфера действий личности на основе отношений практически безгранична»36. (36 Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1998. С. 289-290).
Исследования, проведенные под нашим руководством выпускниками Московского психолого-социального института (МПСИ): М.Ю. Николаевой, Л.А. Яровой, Е.А. Котельниковой, В.Н. Москалец, Е.Г. Гусаковой, О.А. Гуриной, В.К. Киселевой, О.Б. Полевцовой, Н.В. Жучковой, М.А. Вагиной, В.Н. Дерябиной, О.Ю. Сиплатовой, С.В. Зоновой, Я.Э. Коломеец, И.В. Мотовой, Е.В. Починской и И.А. Страшненко, позволили выяснить, что личность с гуманистической направленностью, с наиболее здоровой жизненной позицией (по Ф. Эрнсту), паттерном уверенной привязанности (по К. Бартеломью), в состоянии отделение через сотрудничество (по М.Ш. Магомед-Эминову), находящаяся на автономном пути развития (по Д.А. Леонтьеву), биологически и социально полноценная (по В.Н. Мясищеву) (рис. 6) характеризуется относительно устойчивой системой отношений, в которой доминируют чувство собственной ценности и ожидание позитивной оценки со стороны «других».
Другие в этой системе оцениваются как люди, достойные принятия и уважения такими, какие есть, даже если они не разделяют интересов субъекта и придерживаются иных взглядов и убеждений. При данном подходе не исключена борьба мнений и противодействие противнику, не бывает лишь презрения к инакомыслящему. Б.С. Братусь говорит в этом случае об «активности отдачи», когда «просоциальные стремления по самой сути своей переключают активность на процессы отдачи себя, преобразования мира в пользу других. Мир и люди становятся не средствами, но целью. Понятно отсюда, что активность такого рода есть несомненный признак личностного здоровья»37. (.37 Братусь Б.С. Аномалии личности. М., 1988. С. 130).
Далее этот автор указывает на «смысловое силовое поле», возникающее вокруг каждой личности, и на то, что личности этого типа развития, ведущего к приобщению к родовой сущности человека, создают «мощное силовое поле благотворного влияния на других людей, благотворных «вкладов» и возвышающих смысловых преобразований»38. (38 Братусь Б.С. Аномалии личности. М., 1988. С. 131).
По мнению Б.С. Братуся, всякая удача воспитания, удача психокоррекции есть не просто вклад в судьбу отдельного человека, но и фактор оздоровления социальной среды. Это хорошо бы запомнить будущим родителям и педагогам-воспитателям, особенно в наше, мало располагающее к оптимизму время.
Личностному типу, о котором идет речь, свойственно преобладание нормы в проявлении физической агрессии, при отсутствии тенденции к повышенной агрессивности. Вербальная агрессия обнаруживает наиболее значительные (до 46,1%) проявления выше нормы так же, как и чувство вины. Индекс агрессии и показатель раздражительности – в основном в пределах нормы, с тенденцией к понижению. Среди терминальных (жизненных, базовых) ценностей выделяются: самостоятельность, уверенность в себе, интересная работа, хорошие и верные друзья, счастливая семейная жизнь. Среди инструментальных ценностей наиболее значимы жизнерадостность, самоконтроль, образованность, честность, ответственность, терпимость, твердая воля.
Общими чертами личности этого типа являются повышенная ориентация на общение, высокая степень социальной адаптации в сфере взаимоотношений. Для него характерны высокие показатели общительности, в сочетании с динамичностью и эмоциональностью общения, активностью в социальных контактах, способностью к эмпатии, сочувствию и пониманию других людей. Эти качества соседствуют с откровенностью, благожелательностью к окружающим, уживчивостью, самообладанием, целенаправленностью в поведении и наличием интеллектуальных интересов. Исследование особенностей самооценки старших подростков позволили И.А. Страшненко в 2001 г. обнаружить известное сходство по критериям самоотношения и самоприятия испытуемых индивидуалистической акцентуации гуманистической направленности с испытуемыми аналогичной акцентуации эгоцентрической направленности. И тех, и других объединяют сходные показатели пониженного самоприятия, повышенной закрытости в общении, заметного расхождения между уровнем притязаний и уровнем самооценки, что, по мнению Б.С. Братуся, способно тормозить личностное развитие. Приведенные выше данные позволяют отнести один из типов личности, описанный А.А. Бодалевым, к альтруистической акцентуации гуманистической направленности. Исследователь характеризует этот тип как личность, которой одинаково хорошо удается и ситуационное, и ролевое общение – любое межличностное общение, вне зависимости от числа партнеров и степени их неоднородности. В основе этой способности, по мнению автора, лежит повышенная эмпатия, умение замечать и понимать потребности и намерения других людей, предвидеть их поведение и соответственно учитывать и осуществлять свои способности, включая как достоинства, так и недостатки. Кроме того, этому типу присущи наблюдательность; децентрация, или способность ставить себя на место другого и смотреть на происходящее и на самого себя его глазами; умение получать эту информацию на подсознательном уровне; и наконец, способность испытывать и реализовать отношение к человеку как к ценности, т.е. способность к проявлению человечности как глубинного психологического свойства. В силу обладания данными качествами, люди этого личностного типа открытом и доброжелательном общении испытывают ощущение психологического комфорта, вызывающего стенические эмоции39. (39 Бодалев А. А. Об одаренности человека как субъекта общения // Мир психологии. 1998. № 4. С. 274).
Достаточно подробно и точно описывает типичный психологический портрет индивидуалистической акцентуации гуманистической направленности А. Г. Маслоу. Он выделяет следующие признаки этого личностного типа: высшую степень восприятия реальности, способность принимать себя, других и мир такими, какие они есть; повышенную спонтанность;, высокую способность сосредотачиваться на проблеме; тягу к уединению, выраженную автономность; свежесть восприятия и богатство эмоциональных реакций; отождествление себя со всеми людьми, способность к улучшению межличностных отношений, склонность к демократическим отношениям; творческие способности, способность радоваться процессу деятельности, процессу самоотдачи, творчеству, озарению40. (40 Маслоу А.Г. Психология бытия. Рефлбук., 1997. С. 59-63).
По нашему предположению, границы, разделяющие на модели варианты личностной направленности (см. рис. 5), довольно размыты. В сущности, речь идет о постепенном переходе одних характеристик личности в другие. В связи с этим можно ожидать наличие по обе стороны разделительных границ между типами направленности и акцентуаций «зон неопределенности», в которые входят комплексы личностных черт испытуемых, способные измениться в зависимости от обстоятельств. Например, точка, обозначающая в модели И.Д. Егорычевой личностный комплекс индивидуалистической акцентуации гуманистической направленности и стоящая в непосредственной близости к вертикальной шкале Я+, Я- свидетельствует, что данный личностный комплекс, в силу внешних причин, относительно легко может превратиться в комплекс индивидуализма эгоцентрической направленности. Чем дальше от пересекающихся осей находится точка, выявленная как сочетание качеств, личности, приписываемых этой позиции, тем более устойчивы, перечисленные свойства.
Согласно нашим исследованиям, можно предполагать наиболее выраженную устойчивость личности гуманистической направленности к стрессовым ситуациям по сравнению с другими видами направленности, а также динамику изменения позиций в связи с чрезмерным воздействием стресса. Первое изменение позиции гуманистической направленности может быть связано с появлением депрессивных тенденций, социоцентрических но типу «Я-, О+». Дальнейшее перенапряжение в связи с непереносимым стрессом способно привести личность к негативистической позиции «Я-, О-». Иллюстрацией сказанному нам послужит жизненный документ – письма С. Довлатова. Попав в армию, он оказался на действительной службе в охране лагеря заключенных. Став надзирателем, Довлатов был готов увидеть в заключенном жертву, а в себе – карателя и душегуба. Однако уже через неделю выяснилось, что эта оценочная шкала фальшива. Другая – обратная – тем более. «И я, – пишет С. Довлатов, – обнаружил третий путь. Я обнаружил поразительное сходство между лагерем и волей. Между заключенными и надзирателями. Между домушниками-рецидивистами и контролерами производственной зоны. Между зэками-нарядчиками и чинами лагерной администрации. По обе стороны запретки расстилался единый и бездушный мир. (…) Может быть, дело в том, что зло произвольно. Что его определяют место и время… Зло определяется конъюнктурой, спросом, функцией его носителя. (…) Разумеется, существует врожденное предрасположение к добру и злу. Более того, есть на свете ангелы и монстры. Святые и злодеи. Но это – редкость. (…) В нормальных же случаях, как я убедился, добро и зло – произвольны. Так что упаси нас Бог от пространственно-временной ситуации, располагающей ко злу… Одни и те же люди выказывают равную способность к злодеянию и добродетели. Какого-нибудь рецидивиста я легко мог представить себе героем войны, диссидентом, защитником угнетенных. И наоборот, герои войны с удивительной легкостью растворялись в лагерной массе. (…) Поэтому меня смешит любая категорическая нравственная установка. Человек добр!.. Человек подл!.. Человек человеку – Друг, товарищ и брат… Человек человеку – волк… и так далее… Человек человеку… как бы это получше выразиться – табула раса. Иначе говоря – что угодно. В зависимости от стечения обстоятельств. Человек способен на все – дурное и хорошее. Мне грустно, что это так»41. (41 Довлатов С. Собрание прозы в трех томах. Спб., 1995. Т. 1. С. 62-63; 87).
Знавшие Довлатова рассказывают, что после службы во внутренних войсках он вернулся домой внутренне изменившимся до неузнаваемости – стал замкнутым и непредсказуемым в поступках. Это понятно – из армии пришел человек, ожидающий от любого из окружающих «чего угодно». В том числе и предательства. Перед нами – позиция негативиста. Не в ней ли скрыты причины алкоголизма этого трагического светлого таланта? Его нескладной жизни и ранней смерти?
Действительно, люди в XX веке научились создавать территории с пространственно-временной ситуацией, располагающей ко злу. Например, Афганистан, где «было много грязи, ужасов и по отношению к своим. То на какой-нибудь точке, в частности между Фарахрудом и Чарой, примерно в 156 км от Шиндана, какой-нибудь отчаявшийся советский солдат расстреливал несколько своих товарищей, то это происходило в самом Шиндане в одном из подразделений 5-й дивизии. (…) То прапорщик с офицером не поделили женщину, и один из-за нее соорудил для другого растяжку из гранаты; то дебильные подонки решили расправиться со своим командиром, добавляя в его пищу мочу больных гепатитом, то советский офицер, уличенный афганским мальчиком в краже часов из духана, задушил мальчика и застрелил выскочившего на крики ребенка отца»42. (42 Майор Измайлов. Судьба хранила солдат в Афганистане. Для Чечни // Новая газета. 1996. 25 ноября – 1 декабря). И Чечня, где г. Грозный, в котором в 1995 г. насчитывалось 400 000 жителей, был почти стерт с лица земли, и где в «первую» чеченскую войну структура потерь была такова: из 80 000 погибших 6000 составляли военнослужащие федеральных войск, 3500 – боевики, остальные – более 70 000 – женщины, дети, безоружные мирные люди, погибшие от бомб собственного правительства, своей армии. Неудивительно, что с этих и им подобных войн возвращаются люди с надломленной психикой. Многие с трудом находят себя в мирной жизни, мытарствуют в поисках работы, пьянствуют, быстро воспламеняются и начинают драки, нередко со смертельным исходом, идут в криминальные структуры, устраиваются киллерами, кончают жизнь самоубийством. По мнению медиков, практически все служившие в «горячих точках» нуждаются в специальной помощи. «В целом следует подчеркнуть, что общество не поднялось до глубокого осознания безумной военной авантюры в Чечне, своей ответственности за нее… По большому счету, из нее не извлекли уроков: власть и народ, первые лица государства и простые граждане, общественные организации и силовые структуры, интеллигенция и церковь, молодежь и старшее поколение, находившееся в стороне, и люди, опаленные войной…»43. (43 Серебряников Н.Н. Социология войны. М., 1998. С. 147). Эти строки написаны до начала «второй» чеченской войны.
Означает ли сказанное выше, что человек способен на все – хорошее и дурное? В одной армейской части железнодорожных войск изучение большой группы солдат-срочников показало, что на втором году службы все испытуемые распределялись лишь по двум группам: гуманистической направленности (35%) и негативистов (63%). Характерно, что среди испытуемых практически не оказалось лиц эгоцентрической и социоцентрической направленности. Напрашивается вывод, что в ситуации непосильного стресса обе упомянутые группы превратились в негативистов, не приемлющих ни себя, ни общество (Я.Э. Коломеец, 1999 г.). Показательны также данные, полученные нами при изучении заключенных в колонии строгого режима (Н.В. Жучкова, 1999 г.). Среди испытуемых-рецидивистов – т.е. лиц, неоднократно бывавших в местах лишения свободы, жизненные позиции распределились следующим образом: эгоцентрическая направленность – 52% испытуемых, негативистическая направленность – 24% испытуемых, гуманистическая и социоцентрическая направленности – по 12% испытуемых. Среди заключенных, впервые оказавшихся в исправительно-трудовых учреждениях (ИТУ), соотношение жизненных позиций иное: гуманистическая направленность составляет 32%, эгоцентрическая – 36%, социоцентрическая – 24% и негативистическая – 8% испытуемых. Среди законопослушных граждан, в третьей группе испытуемых, лиц гуманистической направленности оказалось 60%, эгоцентрической – 32%, социоцентрической – 8%, негативистическая позиция отсутствует.
Выводы из приведенных соотношений очевидны: можно предположить, что противоправная деятельность, связанная с пренебрежением интересами других людей, в наибольшей степени соответствует эгоцентрической жизненной позиции, в наименьшей – гуманистической. Негативистическая жизненная позиция связана, прежде всего, с длительным и разрушающим воздействием стрессового давления на личность и включает пренебрежительное отношение к чужой и к своей личности. Общее число испытуемых составило 236 человек, так что выводы можно признать вполне достоверными.
Эгоцентрическая жизненная позиция охарактеризована Д.А. Леонтьевым как импульсивный путь развития. «Для людей этого типа, – пишет он, – характерно неинтегрированное, диффузное, неустойчивое самоотношение, скорее с положительным, чем с отрицательным знаком, внутренние критерии принятия решения при ощущении независимости Результатов действий от собственных усилий. Отношение Родителей к ним противоречиво: в нем как бы подчеркивается несостоятельность ребенка без явного отвержения. Позитивное в целом самоотношение дает такому подростку внутреннее право на активность, однако неразвитая саморегуляция делает недостижимой подлинную свободу, место которой занимает импульсивный протест, противопоставление себя другим»44. (44 Леонтьев ДА. Очерк психологии личности. М, 1993. С. 37).
Группа авторов с участием К. Бартеломью в 1994 г. показала, что человек этого типа чувствует себя некомфортно при установлении близких отношений, предпочитает не зависеть от других, но при этом сохраняет позитивный образ «Я»45. (45 Первин Л., Джон О. Психология личности. Теория и исследования. М., 2000. С. 186.
Согласно нашим исследованиям, эгоцентрический тип жизненной позиции отличается максимумом в выражении практически всех форм агрессии, кроме косвенных, и проявлением негативизма. Ориентация на общение, по сравнению с гуманистическим вариантом, значительно понижена, также как и тревожность, однако находится в пределах нормы и субнормы; тенденции экстернальности-интернальности во взаимоотношениях сбалансированы. Социальная адаптация – в пределах нормы. В конфликтных ситуациях испытуемые этого типа прибегали преимущественно к соперничеству или компромиссу. Жизненная перспектива в нашей выборке была представлена следующими терминальными ценностями: здоровье, материальная обеспеченность, общественное признание, престижная работа, уверенность в себе, получение удовольствия от жизни. Из инструментальных ценностей наиболее часто встречаются жизнерадостность, смелость, твердая воля, высокие запросы, нетерпимость к недостаткам в себе и в других, рационализм. Подростки этого типа сосредоточены на собственных интересах, отличаются завышенной самооценкой, стремятся брать как можно больше от общества, игнорируя потребности и интересы других людей. Эти испытуемые эмоционально устойчивы, выдержаны, работоспособны, осторожны в поступках, эгоцентричны, в некоторых случаях может иметь место эмоциональная ригидность и нечувствительность. Подростки с такой жизненной позицией в большинстве случаев властны, независимы, самоуверенны, упрямы до агрессивности, требуют подчинения от друзей, сами же не признают давления со стороны. Им свойственна прямолинейность и непосредственность поведения. Чаще всего они не стремятся понять других людей, помочь им, поскольку чужие проблемы и интересы таким подросткам, по большому счету, безразличны, а основная их цель – самоутверждение за счет кого угодно. Они испытывают эмоциональный комфорт, когда другие согласны с их мнением, разделяют их симпатии и антипатии. Стремление к власти и доминированию для них естественно. В целом, подростки этого типа удовлетворены своим поведением, состояние тревожности им не свойственно. Они умеют приспособиться в социуме. Можно ожидать большую возможность самореализации людей такого типа скорее в предметной сфере труда или в административно-управленческой области, нежели в сфере межличностных отношений, в особенности – семейных. Следует отметить тяготение такого типа личности к авторитарному стилю взаимоотношений, а также испытываемые ими сложности в понимании людей иных типов личностной направленности.
Система отношений, которой свойственна депрессивная или социоцентрическая жизненная позиция, связанная с неприятием себя и принятием другого, определяется Дж. Баулби - К. Бартеломью как чрезмерная привязанность. Д.А. Леонтьев говорит в этом случае о конформном личностном типе. «У людей, относящихся к этому типу, самоотношение неустойчиво, преобладает опора на внешние критерии принятия решения и чувство независимости результатов действий от собственных усилий. Для родителей таких людей характерно скрытое отвержение, выражающееся в формальном воспитании, ориентирующем личность на внешние формальные стандарты (как все). Это же обстоятельство способствует становлению условно-позитивного самоотношения, зависящего от внешней оценки, которую можно заузить, ведя себя сообразно внешним требованиям. Такой человек может успешно адаптироваться к жизни ценой безоговорочного принятия внешних требований и оценок в качестве руководства к действию»46. (46 Леонтъев Д.А. Очерк психологии личности. М., 1993. С. 37-38).
Наши исследования показали, что люди подобного склада могут отличаться острой сверхнормативной формой практически всех видов агрессии, предельно высоким показателем чувства вины, подозрительностью, высоким показателем внутреннего контроля, высокой экстернальностью и пониженной социальной адаптированностью. Возможны также высокая виктимность и низкая способность к самостоятельным решениям.
Позиция, которую И.Д. Егорычева определила как негативистическую, соответствует бесплодной позиции Э. Берна – Ф. Эрнста и страху привязанности Дж. Баулби – К. Бартеломью. Д.А. Леонтьев описывает данный симбиотический тип Развития личности как невротический. «Люди, отнесенные к этому типу, испытывали эмоциональное отвержение и КОНТРОЛЬ со стороны матери, отношение как к маленьким со стороны отца. Им присуще устойчивое и в целом негативное отношение, зависящее от родительской оценки, чувство личной ответственности за результат своих действий, но вместе с тем принятие решения, исходя из заданных извне критериев. Несвобода сочетается здесь с извращенной формой ответственности – с «ответственностью за реализацию не своих, а чужих ценностей». По-видимому, характерные для данного типа… отношения складываются в период взросления ребенка как реакция на это взросление. У родителей возникает страх самостоятельности ребенка, и они, чаще всего бессознательно, стремятся сохранить его зависимость от них, делая свою любовь условной наградой за желаемое поведение. Из страха потерять родительскую любовь, подросток сохраняет ориентацию на родительские ценности – внешнюю опору в поведении. Родители пристально контролируют и оценивают поведение ребенка, не принимая его в целом как личность. Тем самым у него формируется ориентация на «заработанное поведение»47. (47 Леонтьев Д.А. Очерк психологии личности. М., 1993. С. 37. 42).
Выше мы уже говорили о разрушающем влиянии массированного стресса на личность как об одном из широко распространенных явлений. Психолог Л. Китаев-Смык, работавший с солдатами федеральных войск в Чечне, выделяет среди них несколько типов личностей. Это – «сломанные», угнетенные страхом за свою жизнь, измученные им. По своему состоянию, они, наверное, ближе всего к социоцентрическому, депрессивному типу. Офицеры рассказывают, что у «сломавшихся» бывают приступы жестокости – как правило, по отношению к слабейшим: местным жителям, пленным. Психика «сломавшихся» как бы требует компенсаторного самоутверждения. «Остервеневшие» во время боев могут отличаться застойной злобностью и агрессией по отношению к кому угодно – солдатам, старшим по званию, мирным жителям, пленным. Иногда чрезмерная злобность лишает «остервеневших» способности адекватно реагировать на опасность. Возможно, этот тип отклонений лежит ближе к негативистической позиции, поскольку человек готов отрицать всех – и себя в том числе. Наиболее богат спектр отклонений, свидетельствующий о близости к эгоцентрической позиции, у «героических убийц». Это люди, испытывающие радость победы над страхом, порой преступившие грань нравственно дозволенного, и способные к жестокости, подлости, мерзости, приобретшие страсть к убийству и насилию. К этому типу близки также и «гиперсексуалы войны», более других склонные к насилию над любой женщиной, оказавшейся в поле зрения, даже несовершеннолетней. Это – мародеры, в деяниях которых лежат и месть за пережитый страх, и гипотетическое устройство своего будущего с помощью захваченного богатства. Всем этим изломанным личностям противостоит тип людей, наиболее устойчивый к стрессу, т.е. гуманистический. Они стойки, выносливы, смелы, нормально относятся к работе, конечно, с учетом боевой обстановки. Когда ты с ними, тебя не пугает опасность. «Гуманисты» становятся неистовыми только в критической ситуации. В остальное время они не выделяются среди прочих солдат. После войны люди этого типа быстро перестраиваются, энергично врастая в мирную жизнь. Существует и тип «лихого бойца», для которого опасность обостряет ясность ума, безошибочность действий, волю к победе. После войны, по мнению психологов, им не надо реабилитироваться, они будут искать себе новое экстремальное применение. Это типы пассионарных личностей, не преступающих норм военной морали. В мирную жизнь они войдут с чистой совестью48. (48 Китаев-Смык Л. Возвращенцы // Московский комсомолец. 1996. 10 октября).
В приведенном тексте мы попытались наложить на практическую типологию людей на войне, предложенную психологом Л. Китаевым-Смыком, четыре личностных типа обобщенной нами социально-психологической модели личности.
В последние годы в психологической литературе появилось относительно новое понятие толерантности, в смысловом отношении предельно близкое к основному предмету нашего обсуждения – жизненной позиции личности. Г.У. Солдатова, Л.А. Шайгерова, О.Д. Шарова в психологическом плане определяют понятие толерантности «прежде всего как уважение и признание равенства, отказ от доминирования и насилия, признание многомерности и многообразия человеческой культуры, норм, верований и отказ от сведения этого многообразия к единообразию или к преобладанию какой-то одной точки зрения. Толерантность предполагает готовность принять других такими, какие они есть, и взаимодействовать с ними на основе согласия. Толерантность не должна сводиться к индифферентности, конформизму, ущемлению собственных интересов. В первую очередь она предполагает взаимность и активную позицию всех заинтересованных сторон. Толерантность – важный компонент жизненной позиции зрелой личности, имеющей свои Ценности и интересы и готовой, если потребуется, их защищать, но одновременно с уважением относящейся к позициям и ценностям других людей. (…) Психологи считают, что интолерантная личность характеризуется представлением о собственной исключительности, стремлением переносить ответственность на окружение, высокой тревожностью, потребностью в порядке, желанием сильной власти»49. (49 Асмолов А.Г. и др. На пути к толерантному сознанию / Под ред. А.Г. Асмолова. М., 2000. С. 180-181).
Прежде всего обращает на себя внимание апелляция авторов к сознанию, между тем содержание понятия толерантности прямо указывает на его производность от категории жизненной позиции личности, а именно – от гуманистической направленности или паттерна уверенной привязанности, формирующейся в течение длительного периода, начиная с первых лет жизни. Осознаваемый компонент этой диспозиции (базовой социальной установки) необходимо объединен с аффективным, находится под сильным его воздействием, и как производное от них обоих возникает конативный (поведенческий) компонент, определяющий готовность действовать сообразно доминирующему отношению. Мы полагаем, что, рассматривая толерантность как необходимое в условиях современной цивилизации человеческое качество, необходимо говорить прежде всего о воспитании качеств гуманистической направленности личности или комплекса уверенной привязанности, наиболее здоровой жизненной позиции развития личности по автономному пути и т.д. По нашим данным; формирование личностных качеств, присущих этому типу, связано с опытом раннего детства, прошедшего в обстановке доверия, внимания, доброжелательности взрослых в отношениях между собой и ребенком, с определенностью требований и их личной регламентацией, с общей стабильностью семейной ситуации при высокой эмоциональной насыщенности коммуникации. Формированию гуманистической направленности также способствуют: наличие в семье других детей, развитие у них самостоятельности и взаимной заботы, положительный пример взрослых, способных к заботе о «посторонних», а не только о близких людях, активность детей, встречающая поддержку у взрослых. В дошкольном возрасте к этим условиям присоединяются: позитивное смысловое содержание сюжетно-ролевых игр, проходящих при помощи и поддержке взрослых; стремление родителей к стимулированию заботливого, ответственного, самостоятельного поведения; уважение к личности ребенка, заключающееся в принятии его мнения всерьез, даже если оно не согласуется с мнением старших; дальнейшее развитие познавательного интереса путем чтения и расширения круга впечатлений; отношение взрослых к людям за пределами семьи; опыт взаимопомощи, не исключающий некоторого самоограничения собственных интересов.
Со временем отношения, формирующие личность, переносятся на более широкий социальный круг: значимых взрослых за пределами семьи, референтную группу сверстников и на другие источники влияния, способствующие формированию смысловых социальных установок и других диспозиционных структур. Однако решающая роль семейного окружения еще надолго, если не навсегда, остается определяющей. Со временем, в ходе взросления, увеличиваются возможности влияния на личность все более широкого культурного контекста, включая достижения мировой культуры в сфере искусства, науки, этики и других областей, на выработку человеком социальных установок и собственной позиции в разных жизненных ситуациях. Разумеется, из этого ряда нельзя исключить профессиональное психологическое воздействие (групповой тренинг, консультации и пр.), но преувеличивать его значение, вероятно, не стоит.
Какие бы понятия ни бытовали в концепциях отечественных и зарубежных психологов, вычленить желательные, с точки зрения воспитания, варианты личностной направленности представляется вполне реальным. Вряд ли кто возьмется всерьез отстаивать преимущества трех психологически неполноценных жизненных позиций личности перед психологически полноценной гуманистической позицией, с ее альтруистической и индивидуалистической акцентуациями. Экспериментальные психолого-педагогические исследования 70-90-х годов подтверждают возможности педагогического воздействия на формирование направленности личности, особенно интенсивного в подростковом и юношеском возрастах. Эти исследования Л.И. Божович, Т.Е. Конниковой, М.С. Неймарк, М.Г. Казакиной, В.А. Караковского, Л.И. Уманского, В.Э. Чудновского и других психологов и педагогов, по нашему мнению, не в последнюю очередь были вызваны к жизни научно-практической деятельностью И.П. Иванова и его последователей. Работы И.П. Иванова 50 (50 См.: Иванов И.П. Методика коммунарского воспитания. М., 1990; Иванов И.П. •энциклопедия коллективных творческих дел. М., 1989; Иванов И.П. Воспитывать коллективистов. М., 1982; Иванов И.П. Звено в бесконечной цепи. Рязань, 1994; Иванов И.П. Энциклопедия коллективных творческих Дел. М., 1999) послужили толчком, который в эпоху 60-х годов – первого отступления ледников тоталитарной системы – стал началом демократического движения молодежи и подростков 60-70-х годов, названного «коммунарское движение». Оно возникло как массовый опыт реализации идей и гуманистических целей демократической педагогики. В его основе лежит представление о коллективе как о группе, где реализуется принцип отношений к другим как к самому себе и наоборот – к себе как к другим, т.е. контроверза «Я» и «Они» исчезает и заменяется понятием «Мы» (А.В. Петровский, 1982).
Необходимым условием формирования такой группы и таких отношений является, с одной стороны, психологическая готовность личности к подобным отношениям, с другой – наличие деятельности, где эти отношения могут быть реализованы. Есть основания полагать, что гуманистическая направленность личности, выступающая в качестве ее психологического качества, в этом случае играет роль предпосылки социально-психологического феномена коллективистических отношений, реальное формирование которых предполагает и соответствующую организацию совместной деятельности.
Опыт такой деятельности был создан А.С. Макаренко, не только собравшим в своей системе достижения своих предшественников – российских педагогов конца XIX – начала XX веков, но и совершившим прорыв на новые психолого-педагогические рубежи.
Впрочем, система А.С. Макаренко не могла в должной мере быть востребована советским обществом из-за сформировавшейся к этому времени тоталитарной системы управления. В тот период было извращено само понятие коллектива, которое стало в общественном мнении синонимом группового конформизма, жестко подчиненного авторитарным требованиям партийно-государственного аппарата. В своей деятельности А.С. Макаренко на многие десятилетия обогнал время.
Непосредственно к его опыту обратился И.П. Иванов, будучи еще школьником; он стал пытаться строить жизнь школьной комсомольской организации по системе сводных отрядов, близкой к идеям «Педагогической поэмы». Война 1941-1945 гг. надолго прервала эти попытки, но в середине 50-х годов, будучи уже комсомольским работником, Иванов возвращается к своим идеям и организовывает в 1956 г. в Ленинграде Союз Энтузиастов (СЭН) – вожатых, пожелавших изменить работу в своих дружинах через созданную ими методику коллективной организации деятельности подростков. Вершиной данного этапа разработки методики стало создание в 1958 г. Коммуны юных фрунзенцев (КЮФ), а чуть позже – студенческого объединения Коммуны имени Макаренко (КИМ), работавшего с 1963 по 1991 г. За это время на базе пионерского лагеря «Орленок» была создана живая лаборатория методики коллективного воспитания. В 60-70-е годы тысячи школьников старших классов после смены, проведенной в «Орленке», разъезжались по стране, исполненные горячего желания: «Вот так надо жить!» Естественно, это желание порождало соответствующие установки к действию. В 60-е годы и позже в Советском Союзе в разных городах возникли очаги использования «орлятской», «коммунарской», «ивановской» методики организации жизни молодежных групп.
Конечно же, в большинстве случаев обнаруживалось, что педагоги школ, комсомольские работники, администраторы не только не поддерживали, но и старались препятствовать таким начинаниям. Столкновения, как правило, носили социально-психологический характер. Дело в том, что необходимой предпосылкой «коммунарской» методики являются отношения открытости, доверия, взаимного уважения и заботы об улучшении окружающей жизни. Авторитарная эгоцентрическая позиция, свойственная большинству «власть имущих», органически несовместима с подобными личностными качествами. Именно поэтому попытки реализации методики коллективного воспитания «по Иванову», как правило, наталкивались на непонимание, явную или скрытую вражду и сопротивление руководящих органов под любыми предлогами, по любому поводу и на всех уровнях административного управления. Тем не менее, идея коллективного воспитания молодого поколения оказалась настолько живучей, что после своих первых успехов в годы хрущевской оттепели сумела стать основой общественно-педагогического движения, существующего и по сей день.
В течение сорока лет работает в Архангельске городской штаб школьников (АГШШ), вырастивший десятки эффективных руководителей города и области и сотни, а может быть, и тысячи хороших людей.
Правда, такое «долгожительство» не свойственно большинству объединений, но наш педагогический отряд «Дозор» в 2000 году отпраздновал двадцатисемилетие своей биографии и более чем за четверть века достиг некоторых успехов в деле воспитания гуманистов, а еще – вернул из небытия и забвения около двух тысяч бойцов и командиров Советской Армии, без вести пропавших в 1941–1942 гг. на полях сражений Великой Отечественной. Сотни солдат обрели имя, десятки погибших были найдены родственниками. Американский социолог Н. Тумаркин, собиравшая в начале 90-х годов материал для своей книги «Жизнь и смерть» – об отношении в России к минувшей Второй Мировой, побывав вместе с нами в поисковой экспедиции, сказала, что она спокойна за будущее России.
По сей день, уже тридцать лет, работает Котласский городской штаб школьников имени Героя Советского Союза адмирала И.П. Кузнецова.
Третий год существует молодежный парламент Новодвинска, готовящий из своих депутатов не только политиков и общественных лидеров, но и просто порядочных людей.
Двадцать лет существует в г. Воткинске детский театр, где студийцы следуют «орлятским» законам и традициям. Руководители этого театра ни разу не проводили конкурсного отбора, считая, что каждый ребенок и подросток талантлив по-своему. Творческий процесс под лозунгом «Поверь в себя», общение в своей среде, бережное отношение к коммунарским традициям позволяют подросткам занять активную позицию в жизни, стать лидерами в своем окружении, развивать и углублять знания, быть увлеченными и увлекать за собой других.
В Удмуртии (поселок Игра) в Центре детского творчества создано подростковое объединение «Лидер», ставшее школой подготовки социально-инициативных людей на условиях коммунарского коллектива, а именно:
1. отношения между участниками объединения строятся на основе сотрудничества, взаимного уважения и доверия;
2. ребята включены в разнообразные виды деятельности;
3. каждому участнику объединения предоставлена возможность участия в значимых для себя и для общества делах;
4. созданы условия для проявления творчества, инициативы.
В Ижевске 28 февраля 1992 г. было зарегистрировано Республиканское Общественное объединение «Долг», где подростки и юношество заняты военно-поисковой работой, уходом за воинскими захоронениями, а при необходимости – и археологическими охранно-спасательными работами по перенесению воинских могил. Планируется начало работ по увековечению памяти жертв политических репрессий времен сталинского террора. В сущности, речь идет о воссоздании реального исторического прошлого страны. Заполняя анкету, участники поисковых работ так отвечают на вопрос о смысле дела, которым они заняты: «Поиск нужен прежде всего самим поисковикам и, пожалуй, еще некоторым фронтовикам и людям, которые до сих пор еще ждут кого-то с войны. Смысл его в том, чтобы сохранить память о погибших и понять, какова цена человеческой жизни. Каждый человек должен иметь свое дело. Это дело должно не только давать что-то тебе. Человек сам должен расходоваться, отдавать душевные силы. В поиске я нашла это». Методика организации внутриколлективных отношений в объединении «Долг» опять же берет свое начало в коммунарских организациях 80-х.
В 2000 году исполнилось десять лет вожатской школы-педотряда «Орлята Удмуртии». После занятий в этой школе старшеклассники выходят на практику – проводят коммунарские сборы в школах Ижевска. Каждый год ребята из педотряда уезжают в «Орленок», приехав же, становятся инструкторами, готовящими новую смену. Многие из этих ребят стали студентами факультета психологии и педагогики Удмуртского университета.
Судя по этим и другим, аналогичным примерам, можно уверенно сказать: семена воспитательской методики будущего, посеянные А.С. Макаренко в 20-е годы, сбереженные И.П. Ивановым и его друзьями и последователями в 50-70-е годы, дали всходы и выдерживают испытание даже нынешним весьма суровым временем. Каковы же сегодня задачи этой методики?
Работа психологов последних лет ставит перед обществом задачу преодоления традиционных для советской педагогики установок на обучение единственно верному, бескомпромиссному знанию и перехода к формированию новой педагогической системы, основанной на идее множественности вариантов мировоззрения. Это позволяет человеку, стремящемуся понять непохожую для него культуру, найти с ней точки соприкосновения вопреки ее «непохожести». Речь идет о противопоставлении точки зрения на нравственность, достигаемую через знание, и точки зрения, согласно которой нравственное отношение к людям есть источник знания. Для культуры будущего наиболее конструктивной является модель человека понимающего, готового к диалогу, в ходе которого участники, сохраняя свое личностное ядро, обогащают его опытом собеседника. Здесь исключительно ценным является опыт русской культуры XIX века, опыт Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.А. Ухтомского, в XX столетии – М.М. Бахтина, в отечественной педагогике – А.С. Макаренко и его преемников в лице И.П. Иванова и его последователей – сторонников «коммунарских» идей воспитания, основанных на творческом союзе поколений, взаимной заботе, уважении к людям и бережном к ним отношении.
«Наша цель – счастье людей. Относись к другому так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе. Уходя – оглянись! За твоей спиной все должно оставаться чистым – и на земле и в человеческих отношениях» – вот традиционные «Законы коммунаров».
Коммунарское движение стало базой для целого ряда психологических исследований 70-х годов. Именно тогда российские психологи получили возможность своими глазами увидеть реальные коллективные отношения и их воздействие на личность подростка. К этому периоду относится гипотеза Л.И. Божович о развитии мотивационной сферы как основы формирования личности. Это предположение послужило началом многочисленных работ в области изучения формирования направленности личности в ходе совместной деятельности. В частности, исследования автора позволяют заключить, что формированию определенной направленности личности предшествует формирование аналогичной направленности мотивации деятельности, настолько актуальной для субъекта, что она может быть названа ведущей. Однажды сложившись, мотивационная структура личности подростка в дальнейшем может несколько изменить акцентуацию в пределах все той же направленности.
Таким образом, мы вправе полагать, что понятие направленности личности для работы педагога-воспитателя может быть определяющим
Комментарии закрыты